Вообще, мужик был красивым.
Я редко отмечала такие вещи именно как женщина, обычно мой глаз цеплялся за другие черты и отмечал их за привлекательные.
Например, Лука очень красиво собирает складки своего старого лица в каком-то одном месте в зависимости от эмоций, которые испытывает: если он радуется и улыбается, они все расходятся солнечными лучами вокруг глаз; если ему грустно и тоскливо, то складки уныло провисают в нижней части лица; если задумчив и серьезен — морем волнуются по лбу.
Ева была красива из-за совершенно чудесного несоответствия ее живого, ласкового и плавного нутра со скрипучей, сухой, негибкой наружностью. От Дорика с Бориком было невозможно оторвать глаз, когда они вспыхивали, словно спички, из-за какой-нибудь ерунды — их яркая живая мимика и неспокойные, живущие как будто отдельно от тела, руки в эти моменты были очень красивы.
Про Раша я ничего сказать не могла, потому что ни его внешность, ни его движения просто не запоминались, но у него была очень красивая манера речи и очень красиво было то, как в его характере сочетались наивное джентельменство порядочного человека и тонкая язвительность дьявольски проницательного засранца.
Этот следователь, который сейчас сидел передо мной — или правильнее сказать, я перед ним — был именно привлекательным мужчиной. Красивые черты лица, тонкие, но не смазливые, скорее чуть резкие; аккуратно убранные черные волосы — не забавно прилизанные, как у Борика, а именно убранные — средней длины; белая без единого лишнего залома рубашка и идеально скроенный под его фигуру темно-серый жилет; пропорциональная фигура; примораживающий взгляд бледных, то ли голубых, то ли серых, но очень выразительных, глаз и главное — харизма, которая сшибала на подлете. Такие самцы рекламировали дорогущие часы или портмоне в журналах для бизнесменов и политиков. Или читали их. Хотя не уверена, что такая шикарная фигура может быть при сидячей работе. Бизнесмен — это же сидячая работа?..
— …и того, с учетов всех собранных доказательств, вам вменяется подрывная деятельность против основ государственности Шинрской Империи…
— Так, стойте! — вдруг проснулась я, — что?.. Какая еще подрывная деятельность?! Меня же пять минут назад обвиняли в клевете!
— Вы меня вообще слушали, госпожа Солнцева? — мужчина выразительно приподнял бровь. Он еще и брови выразительно поднимает, стервец!
— Посмотрите на меня, — ткнула я себе в грудь пальцем, решив пойти с другой стороны, потому что разжалобить его у меня, судя по всему, таланта не хватит, — ну какой из меня оппозиционер?! Я же божий одуванчик! Я мухи не обижу! А вы меня чуть ли не в террористки записываете! Я простая журналистка, которую жестоко подставили, я просто пишу о событиях в городе, как и многие другие! Давайте вместе разберемся в этом недоразумении!
— Самые опасные преступники порой скрываются под самой невинной личиной, — спокойно ответил мужчина, — например, симпатичной юной девушки…
— За симпатичную — спасибо! Вы тоже очень хороши собой, — надо его заболтать и вызнать побольше информации, но как это сделать, если у меня от его сурового взгляда коленки потряхивает? — но все же, как вы дошли до мысли, что я что-то там замышляю против Империи? Мне действительно предложили заказ на барона Арино, вместе с записывающими кристаллами передали, но я еще не давала своего согласия и уж точно ничего не писала!..
— Улики говорят об обратном.
— Эти улики мне передали под видом заказа! — объяснила я снова, — кто-то меня подставил!
— У вас есть враги?
— Полагаю, все, о ком я писала и их родственники, — прикинула я.
— Какой вы интересный одуванчик. Значит, и мухи не обидите? — ох, черт, — и кто же вам передал заказ? Полагаю, с него и надо начать нашу совместную попытку разобраться с этим недоразумением?
— Это был!.. — и тут я замолчала. Ох, черт. Батюшки мои.
— Ну, кто? — с интересом спросил мужчина, — вы девочка внимательная, вряд ли бы не рассмотрели?
— Ну… — я смотрела на него, он — на меня. Он знал, что я не отвечу. Ох, черт. Чертчертчерт.
— Да? Я внимательно слушаю, — я чуть скривилась; кажется, он начинает меня раздражать.
— А можно хотя бы посмотреть улики? — спросила я без особой надежды.
— Мы обычно не доверяем улики подозреваемым.
— Резонно, — кивнула я; в голову не лезли никакие идеи, — и со свидетелями мне никак не поболтать?
— Боюсь, что нет, — кивнул следователь, — но если вы напишите признание, подробно и честно, вам это зачтется.
Ага, на том свете. Что же делать?
— Может вы мне честно расскажете, почему я здесь и мы попробуем решить этот вопрос мирно? — поинтересовалась я, впрочем, не сильно рассчитывая на положительный ответ.
— Я же уже объяснил, — деланно удивился мужчина, — потому что вас обвиняют в клевете против уважаемого разумного и связи с террористическими организациями.
— А что за организация? И через кого я с ней связана? — правда ведь интересно.