– Дружина грузинской милиции под начальством князя Левана Меликова стала в голове колонны. Она должна была подняться к подошве Анчимеера и начать эскаладу этой высоты в месте, указанном приданными ей проводниками. Я получил приказание поддержать грузин и следовал за ними вблизи, вскоре заметив, что они повернули к высоте. Высота Анчимеер в этом месте имела 1500 футов высоты при скате в 45°. Колебаниям не было места: грузины полезли вверх. Я крикнул своим сбросить мешки и остаться в одних рубахах; они оставили при себе только патронные сумки и ружья. (Замечательное тактическое решение и редкая командирская предусмотрительность! Комбат.) Я указал им на главнокомандующего, остававшегося личным свидетелем их храбрости; ответом мне было уже не «ура», а какой-то рев восторга и нетерпения. Я подал сигнал атаки движением руки, и карабинеры 1-я рота, предводимые Пассьетом, бросились вперед; во 2-м эшелоне пошла 2-я егерская рота. Сам я намеревался вести 3-ю и 4-ю роты, как ядро и резерв моего отряда. Но это предположение так и осталось кабинетным соображением, и на месте все пошло иначе; невозможно удержать раз вызванный порыв, и нельзя остановить на полпути пущенные вперед войска. Чтобы взобраться на Анчимеер, надо было карабкаться наверх на четвереньках. Первоначального порыва хватило на половину подъема, но импульс еще был настолько силен, что войска все еще подвигались бегом. Ну как тут сохранить единство и порядок!? Вскоре, однако, боевой порядок установился, но не по порядку номеров рот, по правилу «равнения по передним»: карабинеры, грузины – милиционеры и егеря – все перемешались. Это был уже не штурм, а бег на призы, и это было для нас большим счастьем, так как, в данном случае, взять Анчимеер нельзя было спокойствием и порядком, а именно только наскоком и порывом. Противник встретил нас сверху жестоким огнем, но нас выручала крутизна ската, и мы укрывались в мертвом пространстве; ядра и пули проносились над нашими головами. Одновременно горцы скатывали на нас целые глыбы камня, но наши солдаты умело от них укрывались: «Стара штука», – приговаривали бывалые старики. Граф Воронцов и его штаб, остановясь все это время на Киркинском перевале, по другую сторону долины, следили за нами в подзорные трубы – как из ложи в опере. Говорят, зрелище было великолепное: мы казались горстью людей, разбросанных по скату этой огромной горы, которую отстаивала масса лезгин в живописных костюмах и тюрбанах, со своими значками, гордо воткнутыми в землю. По временам, по долине стлались облака и, попеременно, то закрывали, то открывали нас зрителям, погружая их в беспокойство и поселяя у них сомнение в успехе штурма.