Мне очень хотелось написать «Прикинь», но я себе такой вольности не позволила, будучи твердо уверена, что это слово не только разговорное, но и сугубо современное. Я написала «Представь» (что, конечно, звучало гораздо более бледно и невыразительно), а потом все-таки – хотя и без всякой надежды – посмотрела в Корпус. А там обнаружилась цитата из Салтыкова-Щедрина («В среде умеренности и аккуратности», 1874–1877): «А ну-ка братец, прикинь, как оно будет, ежели вместо действительных-то статских кокодесов поставить нигилистов» [Салтыков-Щедрин 1971: 95]). «Прикинь» оказалось реабилитировано и вернулось в уста одной из лореток.
Однако ситуация с «прикинь» имеет отношение к темпоральной стилизации, но не имеет отношения к галлицизмам. А я в этой короткой заметке хочу поразмышлять именно о галлицизмах (или отказе от них) как средстве этой самой стилизации. Принципы обращения переводчиков с галлицизмами менялись, и история этих изменений изучена [см., напр.: Габдреева 2015]. В самом общем виде можно констатировать, что переводчики начала XIX века предпочитали передавать французские слова не галлицизмами, а русскими соответствиями; напротив, в конце XIX века, когда многие галлицизмы адаптировались в русском языке, переводчики, работая над текстами начала века, стали гораздо чаще прибегать к лексическим галлицизмам – французским словам, которые в течение XIX века вошли в русский язык в виде кириллических транскрипций, снабженных русскими окончаниями, и ассимилировались в нем. По всей вероятности, проблема темпоральной стилизации не слишком заботила переводчиков конца XIX века, и потому о статусе таких слов в русском языке столетней давности они не задумывались. Между тем сегодня, по прошествии еще сотни лет, переводчику французских текстов первой половины XIX века, остающемуся наедине с переводимым текстом, приходится всякий раз заново отвечать на вопрос: должны ли мы употреблять лексические галлицизмы для передачи тех французских слов, которые в наше время русский язык уже включил в свой состав, но которые два столетия назад еще не адаптировались полностью или вовсе не существовали по-русски? Или нужно предпочесть русские слова? Что выбрать: интеллектуальный или умственный? Анализ или разбор? Претензии или притязания? Гарантию или залог? Объект или предмет? (А. С. Шишков порицал «предмет» как смысловой галлицизм [Виноградов 1999], но от объекта он бы отшатнулся еще сильнее.)
Проанализировав свою собственную переводческую практику, я поняла, что, переводя, например, Бальзака, чаще выбираю не галлицизмы (если, конечно, это не «термины» своей эпохи – такие, как как
Хотя и в этих случаях лучше сверяться с Корпусом, который, как уже было сказано, всегда может преподнести сюрпризы и опровергнуть субъективные догадки. Например, французский цветок
Почему я против злоупотребления лексическими галлицизмами?
Вот перечень галлицизмов из писем Фонвизина:
Фавер, негоциация, визитация, резолюция, афишировать, пароксизм, ридикюль, импозировать, интеральный, дубль, инвитация, артифициальный, репродукция, индижестия, репрезентация, эстимают, кредитив, дефиниция, апелляция, коллация, конверсация, претект, постскрыпт, градус, аргемент, аттенция, вояжер, оберж, ресурс, авантажный [цит. по: Проскурин 2000: 38].