Читаем Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки полностью

Он же. Самопожертвование… «Что же это за мир, если он не ценит подобных достоинств!»

Он же: «Он (тайный агент) опрометчиво дал обещание, словно в мире насилия можно что бы то ни было обещать и загадывать наперед».

Он же: «Тот, кто не верит в Бога, видит в мире, где людей не ценят по достоинству, только хаос и предается отчаянию».


*


Писатель обречен на понимание. Он не может быть убийцей.


*


Страсть к тюрьме у тех, кто борется. Чтобы избавиться от привязанностей.


*


Эпиграф к «Костру»[496]:

«Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятьях и задушить из ревности…»


*


Июль 48-го г. — Комо[497]:

«Небо без нашей любви — что делать нам с ним? С ужасом жизни живем один на один».


*


Пьеса. Гордость. Гордость рождается посреди земель.


*


Траурный Прованс.


*


Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми. В этом ее удобство.


*


Звезды мерцают в том же ритме, в каком стрекочут цикады. Музыка сфер.


*


Друг С: «Мы умираем в сорок лет от пули, которую послали себе в сердце в двадцать».


*


Мы слишком долго живем.


*


В «Критоне» диалоги Законов и Сократа[498] напоминают московские процессы.


*


Бабочки под цвет скал.

Ветер, дующий в ущелье, шумит, словно чистый и быстрый ручей. Сорга[499] с цветущим шлейфом.


*


Наш век помешался на добродетели. Отвратив лицо от скептицизма, человечество напрягло все силы в поисках истины. Оно расслабится, когда общество вновь отыщет жизнеспособное заблуждение.


*


Художники хотят быть святыми, а не художниками. Я не святой. Мы мечтаем о всеобщем согласии и не достигнем его. Как же быть?


*


Заглавие для пьесы. Инквизиция в Кадисе[500]. Эпиграф: «Инквизиция и Иезуиты — два бича правды». Паскаль.[501]


*


Мучительное ощущение: думаешь, что служишь справедливости, а на самом деле приумножаешь несправедливость. По крайней мере признаем это — и тем самым усугубим мучение; ведь это все равно что признать: всеобщей справедливости не существует. Отважившись на самый страшный бунт, в конце концов признать свое ничтожество — вот что мучительно.


*


Удача моей жизни заключается в том, что я общался только с существами исключительными, любил (и разочаровывал) только их. Я узнал, что такое добродетель, достоинство, естественность, благородство — у других. Зрелище великолепное — и горестное.


*


Гобино[502]. Мы не происходим от обезьяны, но стремительно превращаемся в нее.


*


Радость жизни рассеивает внимание, рассредоточивает, останавливает всякое стремление ввысь. Но жить без радости… Значит, выхода нет. Разве что черпать жизнь из великой любви, не опасаясь наказания рассеянием.


*


1 сентября 1948 г.

«Я близок к завершению целого ряда работ, которые я задумал десять лет назад. Благодаря им я выучился своему ремеслу. Теперь, когда я знаю, что рука моя не дрогнет, я могу дать волю моему безумию». Так говорил тот, кто знал, что делает. В итоге — костер.


*


Разве сознающий человек может сколько-нибудь себя уважать? — говорит Достоевский.[503]


*


Д.[504]: «А что, если так случится, что человеческая выгода иной раз не только может, но даже и должна в том состоять, чтоб в ином случае себе худого пожелать, а не выгодного?»


*


«Мы живем по-настоящему лишь несколько часов нашей жизни…»


*


Ночь в Воклюзе на вершине холма. Огни в долине кажутся продолжением Млечного Пути. Все перемешалось. В небе — деревни, в горах — созвездия.


*


Первой должна прийти любовь, а за ней — мораль. Обратное мучительно.


*


Нет такой вещи, которую бы мы совершали ради одного человека (но совершали всерьез), не раня при этом другого. А если мы не можем решиться ранить людей, мы остаемся навеки бесплодными. В конечном счете любить одного человека — значит убивать всех остальных.


*


Я выбрал творчество, чтобы избежать преступления. А тут их уважение! Что-то здесь не так.


*


X.: Вы пьете кофе по вечерам?

— Вообще-то нет.

— Десять доз сульфамидов в день.

— Десять? Не многовато ли?

— Или десять, или ни одной.


*


Андре Б. и его тетка, подарившая ему шарф, слишком толстый и слишком яркий. Поскольку она каждое утро проверяет, надел ли он его, он приходит попрощаться с ней в рубашке, а потом быстро накидывает в прихожей пиджак и пальто.


*


Вначале сочиняешь в одиночестве и думаешь, что это трудно. Потом начинаешь писать и сочинять в компании. И тогда понимаешь, какое это безнадежное предприятие и как хорошо было раньше.


*


Конец романа. «Человек — животное религиозное», — сказал он. А над безжалостной землей лил неумолимый дождь.


*


Исправленное творение: Он единственный представитель этой старой, как человек, религии, и тем не менее все гонят его.


*


Зная свои слабости, я изо всех сил старался быть человеком нравственным. Нравственность убивает.


*


Ад — особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогались.


*


Согласно Бейлю[505], не следует судить о человеке ни по тому, что он говорит, ни по тому, что он пишет. Я добавлю: ни по тому, что он делает.


*


Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
История Франции
История Франции

Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др., считается подлинным мастером психологической прозы. Однако значительную часть наследия писателя составляют исторические сочинения. Ему принадлежит целая серия книг, посвященных истории Англии, США, Германии, Голландии. В «Истории Франции», впервые полностью переведенной на русский язык, охватывается период от поздней Античности до середины ХХ века. Читая эту вдохновенную историческую сагу, созданную блистательным романистом, мы начинаем лучше понимать Францию Жанны д. Арк, Людовика Четырнадцатого, Францию Мольера, Сартра и «Шарли Эбдо», страну, где великие социальные потрясения нередко сопровождались революционными прорывами, оставившими глубокий след в мировом искусстве.

Андре Моруа , Андрэ Моруа , Марина Цолаковна Арзаканян , Марк Ферро , Павел Юрьевич Уваров

Культурология / История / Учебники и пособия ВУЗов / Образование и наука