Четвертая вставная поэма из "Лалла Рук" Мура привлекала читателей не столько своим незатейливым сюжетом (историей размолвки и примирения Нурмагалы и ее мужа Селима), сколько своеобразным восточным колоритом, характерным уже для самого начала повествования, подробно описывающего Кашмирскую долину и ее цветники: "Приятно видеть сию долину при закате солнца …. Прекрасна сия долина и в часы ночи …. Люблю долину Кашемирскую и в час рассвета"47
. Видимо, в этих строках содержится отдаленная параллель к написанному позднее Н.В.Гоголем известному началу десятой главы «Страшной мести» – повести из второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки», изданной в 1832 г.: «Чуден Днепр при тихой погоде …. Чуден Днепр и при теплой летней ночи …. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире»48.В четвертой картине "Ганца Кюхельгартена" Гоголь заимствовал из "Света гарема" элементы описания Кашмирской долины, предстающей у Мура перед взором Нурмагалы и чародейки Намуны, пришедших собирать приворотные травы и цветы. Картину дополняет неизменный муровский образ пери, занимающий Ганца Кюхельгартена: "Я вижу там пери: в забвенье она // Не видит, не внемлет, мечтаний полна. // Как солнца два, очи небесно горят; // Как Гемасагара, так кудри блестят; // Дыхание – лилий серебряных чад, // … // А голос – как звуки сиринды ночной // Или трепетанье серебряных крил, // Когда ими звукнет, резвясь, Исразил, // Иль плески Хиндары таинственных струй"49
. По сути Гоголь вновь обращал в стихи переведенный на русский язык прозой «Свет гарема» Томаса Мура. При этом утрачивались столь значимые для английского подлинника «примечания», из которых читатель мог получить представление о Гемасагаре, «сиринде ночной», Исразиле, таинственных струях Хиндары. Упоминание о Гемасагаре имеет соответствие в словах русского прозаического перевода «В саду том расцветали анемоны и море золота», сопровождаемых примечанием «Гемасагара, или море золота. Цветы его самого яркого золотого цвета (Сир Вилльям Джонс)»; стих «А голос, как звуки сиринды ночной» близок строкам о юной грузинке, которая «роскошно сгибает … руку свою вокруг сиринды» – индейской гитары; мысль о «трепетанье серебряных крыл Исразила», символизирующего музыку у народов Востока, почти дословно следует за текстом из «Сына отечества»: «…все подняли глаза кверху, думая, что слышат сладкозвучное трепетанье крыл Исразила»; знаменитый «поющий источник» Чиндара, названный в «Сыне отечества» Хиндарой, в такой же транскрипции упоминается и у Гоголя50.Соответствия с анонимным переводом обнаруживаются не только в использовании Н.В.Гоголем характерных экзотизмов при создании образа пери, но и в других стихах четвертой картины идиллии "Ганц Кюхельгартен", на что также обратил внимание М.П.Алексеев. Так, Н.В.Гоголь пишет: "В стране, где сверкают живые ключи; // Где, чудно сияя, блистают лучи; // Дыхание амры и розы ночной // Роскошно объемлет эфир голубой; // И в воздухе тучи курений висят; // Плоды мангустана златые горят; // Лугов Кандагарских сверкает ковер; // И смело накинут небесный шатер"51
. И амpa, и ночная роза, и «золотые» плоды мангустана, и Кандагарские луга – все это характерные экзотические реалии из «Света гарема» Томаса Мура в русском прозаическом переводе. Например, переводчик говорит о юных девах, вздохи которых «благовонны, как цвет Амры, раскрытый пчелою», и сопровождает свои слова примечанием: «Сладостны цветы Амры, вкруг коих жужжат пчелы (Песнь Яйадевы)»; в русском переводе упомянута тубероза сребровидная, «которая в садах малайских слывет красавицей ночи, потому что является в благовониях и убранстве, как юная супруга, когда солнце скроется»; относительно «плодов мангустана» в переводе сказано, что «взор любуется … бананами зелеными и бананами златоцветными, нектаром малайцев», и далее разъяснено: «Мангустан есть самый приятнейший в мире плод, которым гордятся островитяне Молукские (Марсден)»; наконец, в переводе можно встретить упоминание «золотистых лугов Кандагарских» с пояснением, что «в Кандагаре есть … страна волшебств», где, согласно верованиям, «находится золото в царстве растений»52.Приведенные примеры не оставляют сомнения в непосредственности того существенного влияния, которое оказал на Н.В.Гоголя один из русских переводов произведения Томаса Мура. Более того, они позволяют говорить о том, как шел процесс заимствования, – Гоголь "выписывал со страниц "Сына отечества" экзотические наименования цветов, плодов, мифологических персонажей, явлений природы, но вставлял их в собственную стилистико-фразеологическую оправу"53
. Именно так создавалась четвертая картина стихотворной идиллии «Ганц Кюхельгартен».