Творение. История искусства с самого начала

К тому времени, когда в 1342 году Симоне Мартини сделал иллюстрацию для Петрарки, создание «итальянского» стиля, отличного от византийских моделей, уже шло полным ходом — хотя стоит помнить, что понятие «Италия» применительно к той эпохе является весьма расплывчатым, обозначая целый ряд городов-государств и республик, а не одно национальное государство. В центре этого стремления к независимости от заморских моделей живописи и скульптуры стояли новые самоуправляющиеся «коммуны» (comuni), и больше остальных это стремление отличало двух великих тосканских соперниц — Флоренцию и Сиену. Если флорентийские художники мыслили джоттовскими архитектурными приемами и объемными фигурами, небольшими сценами, иллюстрирующими христианские притчи, то сиенские живописцы представляли истории на своих картинах так, словно они происходят здесь и сейчас, в большом, реальном мире. Когда золотые фоны, позолоченные стены и парчовые тронные занавесы стали раздвигаться, под ними открывался реальный пейзаж.

Для францисканской базилики в Ассизи сиенский художник Пьетро Лоренцетти написал «Снятие с креста», где Христос словно соскальзывает со стены в реальное пространство церкви. Лоренцетти даже изобразил внизу иллюзорную скамью, чтобы можно было присесть после таких переживаний. Если фигуры на картинах Джотто как будто исчезают в стене, словно мы видим их сквозь оконное стекло, то фрески Лоренцетти словно растворяют саму стену, становясь частью реального пространства церкви.

Брат Пьетро, Амброджо, написал первый настоящий пейзаж, отправившись в сельскую местность за городские стены. В одном из залов административного здания (палаццо Публико) в Сиене, в котором заседал так называемый Совет Девяти — граждане, избираемые на два месяца для решения вопросов республики, — Амброджо расписал стены подробными панорамами двух воображаемых городов. На одной стороне правит Тирания — устрашающая фигура с рогами и клыками, восседающая над разрушительным судом, где правят бал Алчность, Гордость, Тщеславие и другие символы несправедливости и дурного правления. Неудивительно, что город представляет собой картину беспорядка и разрухи, повсюду солдаты, терроризирующие народ, их отряды выплескиваются в окрестности, израненные войной и разрушением, — видны сломанные мосты, горящие деревни и общее запустение.

Пьетро Лоренцетти. Плоды доброго правления. 1338–1339

На противоположной стене, наоборот, идеальный город, или «Плоды доброго правления» под покровительством фигуры Правосудия. Перед нами разворачивается панорама мирной повседневной жизни: свадебная процессия верхом на лошадях с невестой в красном платье; хоровод женщин, танцующих под пение и тамбурин; лавочники, в том числе сапожник и торговцы зерном; проповедник, прерывающий свою проповедь из-за городского шума. Товары подвозят на мулах и ослах из прилегающих окрестностей, на фоне спокойного, упорядоченного пейзажа разбросаны виноградники и виллы, совсем как в сельской местности вокруг Сиены. Охотники, путники и фермеры свободно идут по своим делам под покровительством обнаженной крылатой женщины, которая летит по воздуху, держа в руке надпись, начинающуюся со слов: «Всякий вольно идет…» — благодаря, разумеется, стабильности и богатству, созданным республиканским правительством Сиены. Для членов Совета, сидящих под этими картинами, посыл был очевиден: благодаря правде и правосудию воцарятся свобода и процветание.

Амброджо завершил свою работу в 1340 году. Менее чем через десять лет Сиена стала гораздо больше похожа на город под управлением Тирании. Ее опустошила «черная смерть», которая, по слухам, была привезена в Европу на торговых судах, причаливших в Венеции. Более половины населения Апеннинского полуострова погибли, включая Амброджо и его брата Пьетро, а также большинство их подмастерий и учеников. Казалось, с ними исчезает целая живописная традиция. Художникам второй половины XIV века, таким как сиенский мастер Таддео ди Бартоло, мир их предшественников — братьев Лоренцетти, Симоне Мартини, Дуччо, Джотто и Чимабуэ, — вероятно, казался славным, но навсегда утраченным прошлым.

И всё же несколько живописцев перекинули мостик к традиции Джотто и Дуччо даже после «черной смерти». Новая жизнь дышала в образах, готовых вот-вот угаснуть. Мир стал более неспокойным, менее устойчивым местом.