Творение. История искусства с самого начала

Дуччо наверняка видел падуанские фрески и был, несомненно, впечатлен создаваемой ими иллюзией, особенно в изображении архитектурных деталей. И всё же, как когда-то Джованни Пизано, смотревший на работу своего отца, Дуччо видел, что может продвинуться дальше. «Маэста» организована совсем иначе, художник старался еще больше приблизить образ к жизни, соперничая со скульпторами в фантазии, а также в создании иллюзии, какой можно достичь лишь в живописи. Девятого июня 1311 года алтарная картина в сопровождении процессии была торжественно пронесена вокруг Сиены «под звон всех колоколов во славу столь прекрасной живописной работы», как написал в своей хронике один из современников[270]. Когда массивная картина была установлена в алтарь собора и люди смогли подойти ближе, чтобы полюбоваться ею, то, вероятно, более всего их поразила прозрачность пурпурной ткани, расшитой золотыми звездами, которая слегка прикрывает тело младенца-Христа, сидящего на коленях у матери на мраморном троне с золотой парчой, в окружении святых и ангелов. Дуччо написал эту многофигурную картину с таким изяществом и жизнеподобием, что никто, по крайней мере, лет сто, не мог с ним в этом сравниться. «Маэста» превосходила всю предшествующую ей живопись не только своей красотой, но и неотразимой реалистичностью, которую Дуччо придал религиозной тайне.

Дуччо изобразил фигуры на ослепительном золотом фоне, одновременно создав иллюзию пространства, словно в доске алтарного образа сделано углубление, и представил святых как реальных людей. Тем самым он создал нечто среднее между старой византийской и новой итальянской живописью, и следовать ему в этом, как и в случае с Джотто, было непросто. Именно в Сиене, как нигде, итальянская живопись пережила в XIV и затем в XV веке свой наивысший расцвет. Симоне Мартини, вероятно, работал у Дуччо в качестве подмастерья и развил свое мастерство создания живописных иллюзий, работая у себя на родине, в Сиене, а также в францисканской базилике в Ассизи и, наконец, в середине 1390-х годов в Авиньоне, куда он приехал с женой и братом в надежде получить щедрое вознаграждение от папы римского и его двора, обосновавшегося в этом городе после перемещения из Рима в 1309 году. Здесь произошла одна из величайших встреч поэзии и живописи той эпохи: в Авиньоне Симоне встретил старого знакомого, Петрарку, который заказал ему написать для себя портрет своей возлюбленной музы Лауры, отразив в нем муку неразделенной любви, которую Петрарка описал в длинной череде стихов, известной как «Il Canzoniere» («Песенник»): в двух из этих стихов упоминается портрет, написанный Симоне (впоследствии картина была утрачена, остались только стихи)[271].

Меж созданных великим Поликлетом
И гениями всех минувших лет —
Меж лиц прекрасных не было и нет
Сравнимых с ним, стократно мной воспетым,
Но мой Симоне был в раю — он светом
Иных небес подвигнут и согрет,
Иной страны, где та пришла на свет,
Чей образ обессмертил он портретом.

Нам этот лик прекрасный говорит,

Что на земле — небес она жилица,
Тех лучших мест, где плотью дух не скрыт,
И что такой портрет не мог родиться,
Когда художник с неземных орбит
Сошел сюда — на смертных жен дивиться.[272]

Симоне Мартини. Фронтиспис манускрипта стихов Вергилия, принадлежащего Петрарке. 1342. Темпера, пергамент. 29, 5 × 20 см

Кроме того, Симоне создал миниатюру фронтисписа в ценном манускрипте стихов Вергилия, принадлежащем Петрарке и сделанном по заказу его отца. Он изобразил красочный пейзаж, на фоне которого среди пастухов и крестьян сидит великий римский поэт, держа на весу перо в ожидании новой строки, сцена представлена в молочно-белых тонах, напоминающих мраморные рельефы античности, несомненно, вдохновившие Симоне[273]. На обороте рисунка Петрарка записал свое стихотворение, оплакивающее смерть его любимой Лауры.