Художники-фотографы неустанно исследовали и ниспровергали приемы репрезентации в СМИ, рекламе и кино. В цикле «Кадры из фильма без названия» американская художница Синди Шерман фотографировала себя в роли кинозвезд, создавая кадры из воображаемых фильмов в соответствии со всеми условностями кинематографа 1950–1960-х годов. В «Кадре без названия № 21» она изображена на фоне высотных городских зданий — молодая женщина в костюме с иголочки, начинающая свою карьеру. Она кажется чем-то встревоженной, на мгновение потерявшей уверенность. Шерман запечатлевает эти недраматические моменты жизни женщин, фикционализированные дважды — на самих фотографиях и в фильмах, кадры из которых она имитирует.
Фотографии Шерман поднимают вопрос, на который невозможно ответить полностью, но который тем не менее нельзя игнорировать, — как фотография повлияла на живопись? Проблема противостояния двух изобразительных средств была давно решена — после Кандинского, Клее, Мондриана и других художники ставили перед собой иные задачи, нежели достижение правдоподобия, или же создавали картины, которые настойчиво имитировали фотографическое изображение, как это делал Герхард Рихтер. К этому времени, то есть спустя почти сто пятьдесят лет после своего изобретения, фотография уже могла размышлять над собственной историей. Конечно, «Кадры из фильма без названия» Шерман — это не кадры, а имитации, фальсифицирующие реальность, так же как самые первые «живописные» фотографии Гюстава Ле Гре были тщательно продуманными фикциями: его изображения волн на море были составлены из двух негативов.
В своих графических монтажах, использующих найденные фотографии и короткие ясные тексты, американская художница Барбара Крюгер создавала образы, которые, кажется, передают нам прямое сообщение, но в то же время тянут за собой гораздо более широкий смысл, предлагая задуматься об обществе и о мире в целом[566]
. Человеческое тело — в особенности женское — предстает в ее монтажах не как нечто данное от природы, а как ментальная конструкция, продукт зачастую конкурирующих идей и интересов. «Мы не станем имитировать природу ради вашей культуры», — гласит надпись поверх лица женщины, глаза которой прикрыты листьями от солнца: возможно, это Ана Мендьета, позирующая для пародии на одну из базальтовых колонн Бойса. Если Уорхол и Лихтенштейн брали образы из рекламы и поп-культуры и возводили их в ранг высокой художественности, то Крюгер остается в сфере политической рекламы и лозунгов, высказывая свою точку зрения настолько прямо и однозначно, насколько это возможно, напоминая нам, что наше место в мире никогда не бывает «данным от природы» — это всегда условность, конструкция, маскирующая чьи-то корыстные интересы.То, что фотографическое изображение вряд ли является прямым отпечатком реальности и что оно не может претендовать на больший «реализм», чем живописное или графическое изображение, было ясно уже тогда, когда Крюгер и Шерман создавали свои фотографии и монтажи. В эпоху цифрового создания и редактирования фотографий, когда изображения хранятся в виде развоплощенных компьютерных файлов, стало возможным создавать фотографические изображения, которые по своей композиции и по количеству задействованных приемов не уступают живописи, скажем, соцреализма, как ближайшего исторического примера.
Фотографии Андреаса Гурски почти не имеют себе равных в истории по насыщенности деталями, четкости и широте обзора, словно соперничая с природными возможностями человеческого глаза. Его работы отражают мир, в котором цифровое изображение является основным источником репрезентации: это эпоха мировых городов, грандиозной скульптурной архитектуры, огромных потоков свободного капитала по всему миру и постоянно растущих индивидуальных возможностей благодаря доступным технологиям. С 1990 года его серия снимков с фондовых бирж в Нью-Йорке, Токио, Гонконге, Сингапуре и Кувейте показывает, как суть человека оказалась сведена всего лишь к инструменту для облегчения движения капитала и создания финансового богатства. Фотография Нью-Йоркской фондовой биржи, сделанная Гурски в 1991 году, по своему масштабу соперничает с историческими полотнами XIX века и почти так же передает грандиозность эпохи и человеческих усилий, но всё же этот взгляд на человеческую жизнь почти полностью абстрагирован, лишен какого-либо жизнеподобия. Деньги абстрагируют человеческие отношения. Человеческое тело сводится к цветной частице, плавающей во тьме, — к единице данных.