Евсевий, Дионисий, Люцифер действительно были сосланы в разные города Востока, в заточение. Таже участь постигла и других епископов, которые не хотели отречься от общения с Афанасием. Разосланы были по городам чиновники с требованием от епископов, чтобы они подписали изданное повеление. О том же велено стараться и местным гражданским начальникам, под угрозою наказания[270]
. Констанцию хотелось отнять у Афанасия всякую защиту на будущее время. Он не оставил в покое и еп. римскаго, Ливерия. Сперва отправил к нему своего евнуха с дарами, для преклонения на свою сторону, и когда эта мера не имела успеха, вызвал его к себе в Милан. Но и здесь не мог поколебать архипастыря, ублажавшаго жребий изгнанных со своих престолов. «Соглашайся в пользу мира, подпиши, и возвратишься в Рим», – так говорил ему Констанций, заключая свои убеждения. Ливерий отвечал: «я уже простился с братиями в Риме». – «Даю тебе три дня сроку для размышления», – прибавил Констанций. – «Три дня, или три месяца, не переменят моего решения. Посылай, куда хочешь»[271], – сказал еп. римский, и подвергся общей участи вместе с прочими защитниками Афанасия, – хотя и не выдержал подвига исповедничества до конца. – Не укрылся от гонений и столетний Осия в отдаленной Испании. Неоднократно писал к нему Констанций, чтобы отвлечь его от общения с архиепископом александрийским; двуекратно вызывал его к себе для убеждения: но старец знал, кого защищал, видел, к чему стремятся замыслы врагов Афанасия. «Не верь сообщникам Урзация и Валента, – писал он Констанцию, – здесь дело идет не об Афанасие, а об их ереси. С арианами не только не хочу я быть в согласии, но и проклинаю их ересь; – не подписываю осуждения Афанасия, котораго мы, Церковь римская и весь собор (сардикийский) признали чистым»[272]. Не побежденный старец был задержан в Сирмии, и здесь около года, держимый в удалении от своей паствы, обманом врагов и недугами старости преклонен был подписать неправославный символ, но осудить Афанасия и тогда не согласился.В то время, как угрозами, насилием и коварством приготовлялось на Западе общее отступление от Афанасия, – явился в Александрии летом Императорский нотарий Диоген, с требованием, чтобы епископ александрийский оставил свою Церковь[273]
, – не предъявляя, впрочем, никакого повеления от Констанция. Хотя можно было гадать, от кого исходило такое распоряжение; однако же, св. Афанасий, имея в виду прежния письменныя уверения Констанция сохранить ему кафедру до конца жизни, не мог оставить его по одному словесному требованию чиновника, тем более, что сам Диоген к нему не являлся[274]. С своей стороны, народ и даже городское начальство также не расположены были отречься от своего епископа, – и Диоген, после четырехмесячных настоятельных требований, должен был удалиться[275].Спустя две недели, вступил в Александрию (5 янв. 356 г.) начальствующий над войсками, расположенными в Египте, Сириан, которому предписано было содействовать предпринимаемым против Афанасия мерам[276]
. Но так как и к нему не было прямаго повеления удалить Афанасия из Александрии, – Констанций, или имел еще столько совестливости, что не вдруг решился противоречить своим прежним повелениям, или переговоры его с западными епископами еще не были кончены, – то дела оставались в прежнем положении. Между тем, содержание военных сил в Александрии, дружное обращение Сириана с известными арианами, разглашения ариан, будто они имеют письмо от Констанция об изгнании Афанасия, – все это не предвещало ничего добраго.Прошел еще месяц в тревожном ожидании. Вдруг, в одну ночь (с 8 на 9 февраля), когда народ, вместе с своим архипастырем, по причине наступающаго пятка, находился в церкви Феоны, – Сириан придвинул к этому храму до пяти тысяч вооруженных воинов, и внезапно окружил собрание молящихся. Св. Афанасий, зная, против кого устремлено это нападение, и не желая подвергать опасности свою паству, приказал диакону читать псалом (135-й) а народу – припевать: