Творения. Книга третья

Если кто хотел соблюсти этот обычай: то мог и должен был совершить его по прошествии сорока дней, т. е. во время поминок. Число закалаемых калгов было неопределенно: случалось, что закалали мужа, жену и всех их детей, вдруг, а иногда одного кого-нибудь из них, или только мужа и жену; последнее было чаще. Калги закалались, или по приказанию умершего из числа его невольников, или родственники его, по любви к нему, закалали, или душили их, сколько хотели. Но случалось, что не только родственники не били ни одного калгу своего, но и самые наследники не всегда исполняли такое жестокое и варварское завещание умерших. Из сожаления ли это делалось к несчастным калгам, или, может, было это следствием расчетов? Случалось также, что некоторые из умирающих богачей, при смерти своей, не только запрещали убивать калгов для них, но приказывали некоторых отпускать на волю и даже отправлять их на собственную их родину, снабдив их байдарками и всем нужным к пути. Но впрочем, последних было чрезвычайно мало; подобных людей, за их человеколюбие, прославляло потомство в своих песнях. Напротив того, бывали и такие варвары из богатых и почетных алеутов, которые, с печали по своем любимом сыне, или племяннике, умершем нечаянно, в утешение свое губили детей калгов, т. е., или топили в воде, или кидали с утеса, или кололи их при виде родителей, в отчаянии и безутешности которых думали найти себе утешение.

По принятии алеутами христианской веры, все подобные обычаи, противные христианству, совершенно оставлены; а делать завещаний человеколюбивых они не могут, потому что ныне никто калгов не имеет. Впрочем, есть еще несколько из алеутов таких, кои, хотя тайно и вполне, но исполняют часть супружеского траура, но не столько из боязни и опасения подвергнуться страданиям, сколько по любви.

Игрушки, или Праздники прежних алеутов были двоякие: одни торжественные и общие, а другие частные и простые.

Торжественные празднества состояли в сценических представлениях, который происходили всегда зимою и попеременно: то в том селении, то в другом, и отправлялись не иначе, как целым селением, для чего все и каждый из жителей отдавал почти все, что он имеет, особенно съестные припасы, так что всякий из них, после игрушки, непременно голодовал, в полном значении этого слова. Такая голодовка не только не поставлялась в порок, но была славна. Каждое селение, наперерыв, старалось перещеголять друг друга в изобретении сцен, искусстве представлений и богатом угощении. Игрушки, или представления, одного селения, не походили на игрушки другого. Приготовления к сему начинались очень рано, смотря по затейливости. Подобные игрушки назывались (слово на местном наречии) (представление), и на них никогда не шаманили, но именно представляли в лицах что-либо историческое из их древних событий, как то: или сражение с неприятелями, зверями, иди нападение на тех или других, или мировая и проч., а нередко, поэты их сочиняли и свои сцены. Замечательно то, что везде и во всяком представлении, у них на сцене были два лица, или лучше сказать, две чучелы, необычайной величины, сделанные из травы и одетые в лучшее платье, в средине коих действовал человек. Одно из сих лиц, называемое (слово на местном наречии) (страшилище), представляло великана, со страшным лицом и длинною бородою; а другое, называемое (слово на местном наречии) (что-то вроде дьявольщины, от слова (слово на местном наречии) (дьявол), было еще более первого и тоже со страшным лицом. Лицедеи, действующие на сцене, и также все пляшущие, всегда оказывали им предпочтение и повиновение. Но что? или кого означали эти два лица? Или с чего взяты? Никто не может сказать.

Представление происходило всегда в общей бараборе, или кажиме, где передняя половина завешивалась церелами, из-за коих лицедеи и плясуны выходили на сцену, в личинах и без личин.

По совершенном изготовлении к игрушке, посылались зазывные байдарки по селениям, приглашать гостей: приглашение не было поименно, но кто хотел и мог ехать, тот и ехал. Гости должны были приезжать на праздник, не поодиночке и не порознь, но все вдруг и вместе, и притом не ночью, а днем; потому встреча и проводы гостей всегда были торжественные.