Творения. Том первый. СЛОВА.

2. И чем приведен я в такой страх? Не почтите меня боязливым сверх меры; напротив, похвалите даже мою предусмотрительность. От самого Моисея слышу, что когда беседовал с ним Бог, хотя и многие призваны на гору, а в числе их и Аарон с двумя сынами, священниками, однако же повелено было, чтобы прочие поклонились издалеча, а к Богу приступил один Моисей, народу же не дозволено и восходить на гору (Исх. 24:1–2). И незадолго прежде сего молнии, громы, трубы, вся гора дымящаяся, страшные угрозы и другие подобные грозные явления удерживали народ внизу горы, и для него много было по надлежащем очищении слышать один глас Божий. Между тем Моисей и на гору восходит, и вступает внутрь облака, и приближается к Богу, и приемлет закон – для народа закон письмени, а для тех, которые выше народа, закон духа. 3. Знаю также, что было со священником Илием и несколько после него с Озой. Первый понес наказание за беззаконие детей, на которое они отваживались при жертвоприношениях, хотя не только не одобрял их нечестия, но многократно делал им строгие выговоры. Другой дерзнул только прикоснуться к кивоту, увлекаемому тельцом, и хотя поддержал кивот, но сам погиб; так Бог охранял неприкосновенность кивота! Знаю еще, что простому народу небезопасно было прикасаться к стенам храма, почему и нужны стали другие, внешние стены (3 Цар. 6:5). И самые жертвы потреблять позволялось не всякому, не во всякое время и не на всяком месте; тем паче не дерзали часто входить во Святая Святых и не только прикасаться, но даже простирать взор к завесе, или к очистилищу, или к Кивоту. 4. Зная все сие, а вместе и то, что недостоин великого Бога и Жертвы, и Архиерея, кто не представит себя самого в живую жертву Богу или, лучше сказать, сам не сделается святым и живым храмом живого Бога, – зная все сие, мог ли я, как сам необдуманно приступить к преподаванию учения о Боге, так и одобрить приступающего к сему дерзновенно? И желание непохвально, и предприятие трудно!

Посему надобно очистить сперва самих себя, а потом уже беседовать с Чистым. Иначе испытаем на себе то же, что было с Маноем, и, узрев явившегося Бога, должны будем сказать: погибли мы, жена, яко Бога видехом (Суд. 13:22)! Или, подобно Петру, станем высылать с корабля Иисуса, как недостойные такого посещения. Или, подобно сотнику, будем просить врачевания, но не примем Врача. Конечно, и из нас иной (пока он – сотник, над многими первенствует во зле и служит еще кесарю – миродержителю влекомых долу) скажет о себе: несмь достоин, да под покров мой внидеши (Мф. 8:8). Но когда увижу Иисуса, хотя мал я ростом духовно, подобно Закхею, однако же взойду на смоковницу, умертвив уды, яже на земли (Кол. 3:5), и измождив тело смирения (Флп. 3:21), тогда и Иисуса приму к себе и услышу: днесь спасение дому сему (Лк. 19:9), тогда действительно получу спасение, начну совершеннее любомудрствовать, прекрасно расточая собранное мной худо, то есть и деньги и учение.

5. Поелику же определено мной в слове, каков должен быть богослов, то предложу краткое учение о Боге, уповая на помощь Самого Отца и Сына и Святого Духа, о Которых у нас слово. Но молю Бога, чтобы мне о Нем, подобно Соломону, и не помыслить, и не произнести чего-либо собственного. Ибо когда Соломон говорит: безумнее бо есмь от всех человек, и разума человеческаго несть во мне (Притч. 30:2), конечно, не с тем намерением говорит сие, чтобы изобличить совершенное свое неразумие. Ибо возможно ли оно в том, кто паче всего просил себе у Бога смышлености и получил мудрость, и дар созерцания, и широту сердца – обильнее и неиссчетнее песка морского (3 Цар. 4:29)? И как бы тот, кто был столько мудр и сподобился такого дара, стал называть себя безумнейшим из людей, если не в том смысле, что в нем нет собственной своей мудрости, а действует мудрость Божия и совершеннейшая? И Павел, когда говорит: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20), разумеет не то, что он совершенно мертв, но что живет жизнью совершеннейшей, чем многие другие, потому что он соделался причастником истинной жизни, которой не полагает предела никакая смерть.