Творец государей

Удивительно – раньше у меня никогда не было друзей, только враги и подхалимы, желающие отщипнуть от моих милостей, а сейчас я знаю, что на свете есть люди, которые желают мне добра и готовы помочь в любой момент, несмотря на то, что им от меня ничего не надо. Великий артанский князь Серегин, княгиня Анна Сергеевна, заморская графиня Зул, маленькая девочка Лилия, внутри которой скрывается могущественная богиня, и опытный лекарь, а также многие другие, готовы сделать все для моего благополучия. А я, в свою очередь, сделаю все для процветания моей родной России, на престол которой эти люди хотят меня возвести.

Еще два часа спустя. Заброшенный город в Высоком Лесу, башня Мудрости.

Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов.

Выспалась, надо сказать, Елисавет Петровна на славу. Но и я, так уж получилось, сидя рядом с ней, тоже не теряла времени даром. Когда она заворочалась оттого, что ее стали мучить кошмары, то я заколебалась, будить мне цесаревну или нет. Но Лилия сказала, что для полного лечебного эффекта ее пациентка должна проснуться сама, и тогда я, приблизив свою голову к ее, попробовала войти в средоточие разума спящей. И, знаете, это у меня получилось. Я незримо бежала вместе с ней по краю этой дурацкой пропасти, в которой таились ее грехи и просто дурные привычки. Я, дергая невидимой рукой завязки, помогала ей освобождаться от одежды, то есть очищаться от комплексов и великосветских условностей. Именно я подтолкнула ее вверх и помогла раскрыться четырем великолепным белоснежным крыльям.

Думаю, что в душе Елисавет Петровна была настоящим ангелом, ведь за двадцать лет, пока она была у власти, она не подписала ни одного смертного приговора, а это, наверное, все-таки о чем-то говорит. Дальше я только слегка подправляла ее полет, помогая цесаревне вернуться в наш мир в здравом уме и ясной памяти, с душой, окончательно очистившейся от всех мучивших ее раньше умственных недугов. Когда я смотрела на ее лицо внешним зрением (как все обычные люди), то видела, как оно буквально на глазах становится ясным и невинным, как это и положено юной девушке, как разглаживаются вызванные постоянными волнениями мелкие морщинки и жесткие носогубные складки. И вот настал момент, когда веки девушки затрепетали и приоткрылись, и это значило, что она уже вернулась в наш мир из своего полета воображения.

– Ой, Анна Сергеевна, а как же это я пойду от вас голая? – пискнула Елисавета, обнаружив, что лежит у меня на кушетке совершенно обнаженная, пусть даже и покрытая сверху легким покрывалом.

– Ну почему же голая? – спросила я, – ваше платье висит в шкафу целое и сохранное, и даже магически вычищенное от пыли. Но будет ли вам удобно расхаживать по нашему городу в столь неудобных и сковывающих движения одеждах? Там, у вас дома, конечно, обязательно таскать на себе по восемнадцать нижних юбок…

– Нечто по осьмнадцать? – возмутилась Елисавета, – всего-то по шесть и не более.

– По мне, – отрезала я, – даже одна нижняя юбка – это на одну штуку больше, чем надо. Так что, Лизанька, когда будешь собираться домой, наденешь свою галантерейную выставку, а сейчас позволь мне поделиться с тобой своим гардеробом.

Сказав это, я три раза хлопнула в ладоши – и невидимые слуги закружили вокруг Елисаветы с платьями. Нет, это не те наряды, что я когда-то прихватила с контейнеровоза – это продукция нашей госпожи Зул, которая заделалась знатным дамским кутюрье. Сама она, правда, ничего не шьет и не кроит, а только разрабатывает идеи и в самом конце работы (иногда) накладывает на наряды заклинания Неотразимости. Такое платье само подгоняется по фигуре клиентки и придает женщинам такой шарм, что в нем даже самая откровенная дурнушка способна выиграть конкурс «Мисс Вселенная». Вот такие платья – короткие и длинные, бесстыдно открытые и закрытые как монашеская сутана, с рукавами и без, черные как ночь, белые как снег, алые как кровь, лиловые как… ну вы меня поняли. Ассортимент был такой, что от буридановых мук Елизавета могла скончаться на месте, захлебнуться текущей изо рта слюной – тако же. Разумеется, она выбрала открытое спереди длинное, почти до пола, платье золотого цвета, с разрезом сбоку, доходящим чуть ли не до талии.

– Ой, матушка Анна Сергеевна, стыдоба-то какая, просто срам, – говорила цесаревна, залезая в узкое, как перчатка, платье, и вертясь в нем перед зеркалом.