Творец счастья

– Глупо стесняться, Герыч. Мужик, на то и мужик, чтобы стояк каменный был. Хочет посмотреть – покажи, хочет потрогать – дай потрогать.

– Подумает, что я маньяк какой-то… – неуверенно спорит Герасим.

– Брось ты это: подумает, не подумает. Если нравится девушка, то действуй решительно. Как придет следующий раз и потянется к тебе, ты не теряйся, а обними, да и целуй.

– Ага, и в лоб сразу получу, – закатывает он глаза.

– Получишь, если под юбку к ней полезешь. А если нежно поцелуешь – она и растает, – советую я, доставая из сумки лакомства, которые собрала Нина. – Девушки не любят, когда к ним под юбку лезут, а поцелуи любят, а еще любят решительных, но нежных. А даже если и в лоб получишь – не беда. Ты ж в больнице, так что лоб твой сразу вылечат. Зато будешь знать: если ответит на поцелуй, значит, нравишься ты ей. Вот, смотри, сколько тут вкуснятины, и все для тебя. Голодный?

– Что там? – с интересом рассматривает он контейнеры из ресторана. – Уау! Супер! Конечно, голодный. Больничная еда, сами знаете, какая.

Я помогаю сервировать импровизированный столик, встроенный в койку и наблюдаю, как Герасим, смакуя, начинает подкрепляться.

– Миша звонил, сказал, что они со Светой и Пашкой заедут сегодня, – жуя, начинает он. – Рассказал мне вкратце, что да как там было после задержания. А как Катерина Андреевна? Она тоже в больнице была, мне сказали.

– С ней все будет хорошо. Трещина в ребре. Запеленали ее в бандаж и родители забрали сразу, – отвечаю я. – А тебе, Слава, огромное спасибо. Спас ты ей жизнь. Я перед тобой в долгу.

– Да ладно, Кирилл, вы ведь с Мишей однажды тоже меня спасли, помните? К тому же, я виноват, что не доглядел, что украли их. А моя работа была – охранять ее. Так что…

– Все равно, Слав, ты ее закрыл собой – никогда этого не забуду, – жму руку друга, а он смущается. – Скажи, что тебе надо здесь для комфорта – все доставят. Будешь отдыхать, как король, – улыбаюсь я.

– Да все есть, вроде. Вон, телек на стене – буду кино смотреть. Жаль только, что один в палате – не с кем за жизнь потрещать.

– Телефон у тебя зачем? Я тебе денег залил на счет, так что, хоть с Америкой разговаривай. А в палату к тебе специально никого не положат, чтоб никто не докучал и не будил ночью храпом.

– Ну ладно, может, оно и к лучшему…

– Вот и я говорю, что к лучшему. С Варварой-то удобнее наедине, а? – подмигиваю я.

Он чуть улыбается и краснеет уже более здоровым румянцем.

– Хорошо бы… – а потом, вспомнив что-то, спрашивает. – А вы же в Италии должны быть сейчас? Почему не поехали? Собирались ведь.

– Ой, Герыч, не спрашивай. Потом все расскажу. Сегодня вот… поеду к Кате… Там все сложно было, – отвожу я взгляд и смотрю в окно.

Молчим несколько минут. Герасим не спешит лезть мне в душу, а я не хочу пока об этом говорить, ведь сам еще не знаю, как после всего произошедшего, примет меня Катюша.

В дверь палаты стучат и, дождавшись ответа «заходите», входят две женщины с девочкой лет семи – родственники Герасима.

– Ну ладно, Герыч, поправляйся. Заеду еще, как время будет. Если что потребуется – звони, – говорю я, вставая и освобождая место для следующих посетителей нашего героя.

Глава 37

Катя

Бок еще болит, и вдохнуть полной грудью я не могу, но уже второй день пытаюсь не лежать тупо в кровати, а чем-то занять руки и мозг. А в голове мысли – одна другой противнее. Память, как палач, подкрадывается и рубит острым топором по самому сердцу.

Мама доверила мне делать тесто для торта. Зачем ей торт понадобился сегодня? Хочет сделать что-то вкусное для меня? Ерунда. Сладкое тут не поможет.

Стою в кухне, помешиваю ложкой вязкую субстанцию, а в памяти всплывает тот день в больнице, когда я проснулась одна… совсем одна. Первой мыслью было то, что с Кириллом что-то случилось, поэтому он не приходит. Его телефон не отвечал, как и Мишин, и Светин и Герасима. Других номеров в моем аппарате не было, и оставался только один шанс хоть как-то узнать про Кирилла – дозвониться в его офис.

Но когда пришел папа, этот вариант отпал сам собой. Я выслушала долгую речь о том, что я безмозглая дуреха и влипла в историю по глупости, а он предупреждал! О том, что больше никогда Кирилла Рузанова в моей жизни не будет. Что я немедленно собираюсь и еду с папой к ним домой.

Возразить мне не удавалось, поскольку грозный голос отца буквально припечатал меня к больничному матрасу. На мой робкий писк: «Я поеду в свою квартиру», я выслушала все по второму кругу и, когда мой родитель, наконец, закончил «добивать» меня, я сдалась. Боль в боку усиливалась с каждым глубоким вдохом, боль в сердце – с каждой репликой отца.

Он не стеснялся в выражениях и распекал Рузанова и «его шайку» так, что услышь все эти обвинения самые отъявленные негодяи и рецидивисты округи, с гордостью бы предложили Кириллу вступить в их порочный круг друзей.

Спорить с отцом не было сил, поэтому я смиренно согласилась поехать к родителям, лишь надеясь, что мама не будет так строга со мной. Она обнимет, пожалеет, утешит…