В Мармеладном Домике меня поджидала новость. Что-то лежало в приемнике почты. Этим «что-то» оказался большой конверт без обратного адреса.
На конверте значилось:
«Фрэнку Сандо, по месту жительства Руфь Лэрри»
Я взял конверт и вошел в дом. Я не распечатал конверт пока не убедился что в доме не побывали гости которых я не приглашал. Только тогда я спрятал в карман маленькую трубочку, способную исторгать гарантированную, бесшумную и мгновенную смерть, имевшую вид вполне естественной, уселся в кресло и раскрыл конверт.
Так и есть!
Еще один снимок.
Старый друг Ник. Ник-карлик. Ник-покойник. Он стоял на скалистом утесе, сердито скалился сквозь бороду и явно был готов прыгнуть на фотографа.
«Прилетай на Иллирию. Здесь все твои друзья»
Все это было написано по-английски.
Я закурил первую в этот день сигарету.
Здесь Лоренса Джона Коннора знали Мэлистай Бэйкер и Дюбуа.
Мэлистай был моим агентом на Дрисколле, и я платил ему достаточно, чтобы не бояться подкупа. Правда, к человеку могут применить другие давления, но Мэлистай сам узнал мое настоящее имя вчера — после того, как прозвучала кодовая фраза, ключ-пароль к специальной инструкции. Прошло не так много времени, чтобы его успели познакомить с сильнодействующими методами.
Бэйкер. Он ничего не выигрывал, продавая меня. Мы были партнерами в совместном предприятии, каплями в ведре, о котором столько говорят. Вот и все. Если наши капиталы каким-то образом и вступали в конфликт, то это был конфликт не личного характера. Бэйкер исключался.
Андрэ Дюбуа не принадлежал к числу разговорчивых людей, особенно после моих пространных рассуждений о применении крайних мер на пути к достижению желаемого результата.
На Независимом Владении тоже никто не знал о месте моего пребывания, никто, кроме СЕКАРХа, а его память я позаботился стереть перед вылетом.
Попробуем рассмотреть другую возможность.
Если Руфь была похищена, и ее принудили написать записку, которую она мне послала — тогда тот, кто ее похитил, мог предположить следующее: если отреагирую на это письмо — хорошо, если нет — тоже ничего страшного.
Предположение показалось мне весьма вероятным.
Из него следовало, что на Дрисколле есть человек, имя которого я был бы не прочь узнать.
С помощью Доминика Мэлистай я бы мог, очевидно, отловить отправителя последнего снимка. Но стоило ли терять время?
Если за этим человеком находится другой, и если этот другой не дурак, то исполнитель его воли будет знать очень мало, если вообще не будет иметь к делу никакого отношения. И, все же, я решил пустить Мэлистай по следу, а о результатах доложить мне на Независимое Владение. Но звонить ему из Мармеладного домика сейчас же я, конечно, не стал.
Через несколько часов уже не будет иметь никакого значения, если кто-то здесь и знал, что Коннор — это Сандо. Я буду в пути и никогда больше не буду Л. Дж. Коннором.
— …Все несчастья в мире, — сказал мне однажды Ник-карлик, — происходят от красоты.
— А как насчет правды или доброты? — поинтересовался я.
— Они тоже. Но главный преступник — красота. Вот где начало всех зол.
— А богатство?
— Деньги — это тоже красиво.
— Может, что-нибудь еще, еда, вино, женщины?..
— А я о чем говорю! — воскликнул он и с такой силой опустил на стол кружку с пивом, что в нашу сторону повернулось десяток голов. — Красота, черт ее побери!
— А красивые мужчины?
— Или подонки — это те, которые знают, что получили все даром, или тихони — которые знают, что другие парни их терпеть не могут. Подонки портят жизнь всем, тихони — мучают сами себя. И все они обычно съезжают с дорожки из-за проклятой красоты!
— А что делать с красивыми вещами?
— О! Разве они не заставляют людей красть? Или завидовать, если люди не способны на кражу, черт возьми!
— Погоди, — сказал я, — разве вещь виновата, что она красива? Виновны ли люди, наделенные красотой? Просто так получилось…
— Вина… А кто говорит о вине?
— Ты говоришь о зле, а это подразумевает вину — рано или поздно.
— Красота тоже виновата, разрази ее гром!
— Красота, как абстрактное понятие?
— Да.
— Присущее отдельным вещам?
— Да.
— Чепуха! Вина, действительно, подразумевает ответственность, а…
— Отвечать должна красота!
— Лучше возьми еще одно пиво.
Пиво он взял, но от своей концепции не отказался.
— Ты посмотри вон на того смазливого парня возле бара. Ну, вон того, что старается подцепить девку в зеленом платье. Кто-то очень скоро даст ему в морду. А вот если бы он был урод — ничего подобного не случилось бы.