Творимая легенда

– Я проведу вас в безопасное место, – шептал предатель.

– Хорошо. Идем, – сказал Меччио.

Вышли из дому. Было темно и странно. Чудилась чья-то злая, чужая близость, шорохи возникали и гасли, и чуждые природе вмешивались в ночной влажный воздух тусклые запахи.

– Здесь кто-то есть? – тихо спросил Филиппо Меччио.

Предатель исчез куда-то. Блеснул на траве узкою полоскою свет потайного фонаря. Чужой, насмешливый голос произнес:

– Доктор Филиппо Меччио, вы арестованы.

Филиппо Меччио схватился за револьвер и выстрелил, не целясь. Какие-то темные фигуры замаячили вокруг. Быстрая схватка, возня на месте. Острая боль в левой руке, точно от удара кинжалом. Чей-то сильный удар выбил из рук Филиппо Меччио револьвер.

– Сопротивление бесполезно, – тихо сказал тот же насмешливый голос.

Яркий свет факелов наполнил площадку перед домом.

– Вы ранены? – спросил капитан.

Кровь текла узкою струею по левому рукаву черного сюртука Филиппо Меччио. Он взглянул на свою левую руку, улыбнулся и сказал спокойно:

– Вы находите, капитан, что дальнейшее сопротивление бесполезно? Я с вами совершенно согласен. Позвольте мне поздравить вас и ваших доблестных товарищей с успехом этого ночного дела.

Капитан досадливо отвернулся. Солдаты хмуро молчали. Кто-то молодой сказал в стороне:

– Солдаты делают, что им велят. Долг службы. Мы не рассуждаем, а повинуемся.

– Мы присягали королеве и конституции, – сурово сказал капитан.

Военный врач быстро и ловко перевязал рану Филиппа Меччио. Рана оказалась неопасною.

Филиппа Меччио отправили в Пальму. Таково было решительно выраженное желание королевы. Принц Танкред хотел бы судить его на месте и повесить немедля. Но Виктор Лорена не хотел давать принцу Танкреду слишком многого и склонился перед волею королевы Ортруды. Как и всегда, впрочем: королева Ортруда умела быть конституционною государынею и свое личное влияние употребляла редко и осторожно. И всегда успешно.

На пути Филиппа Меччио в Пальму не раз собирались толпы. Слышались сочувственные возгласы.

Конвойные солдаты угрюмо и сдержанно молчали. Глупые солдаты! Они не очень-то гордились своею победою.

Филиппа Меччио посадили, как водится, в тюрьму, за крепкие затворы. С ним обращались хорошо и старались поместить его в наилучшие условия. Но все-таки у него в каземате было скверно – затхлою сыростью веяло от стен; узкое окно за решеткою высоко у потолка пропускало мало света. Где-то мышь скреблась; капля за каплею падала в углу с сырого потолка; за дверью надоедливо-гулко звучали тяжелые шаги часового, – и с противным ржавым скрипом изредка открывалась железом окованная дверь.

Кто-то пытался перестукиваться через стену, – но Филиппо Меччио думал, что это – казенный шпион, и ничего не ответил. Долго и настойчиво стучался назойливый сосед, – и наконец затих.

Филиппо Меччио сидел, погруженный в свои думы. Не очень верил он в переданное ему еще на воле Лансеолем, мальчишкою-контрабандистом, обещание королевы, но не боялся и смерти. Тягостно было думать о крушении дела, о гибели многих товарищей.

Приходил к Филиппу Меччио следователь, хитрый, злой старик. Старался лукавыми вопросами и лживыми сообщениями об уже сделанных признаниях выведать что-нибудь о сообщниках, еще не обнаруженных. Филиппо Меччио был с ним очень вежлив, но не говорил ни о ком.

– Могу рассказывать только о себе, – не раз решительно заявлял он. – Каждый пусть говорит за себя.

Пускали к нему только трех лиц, кроме следователя. Прежде всех пустили врача, который лечил его рану. Потом Афру. Милы были ему беседы с нею и утешительны. Ведь и сильные люди нуждаются в утешении, как маленькие и слабые. Потом стали допускать и адвоката.

Предварительное следствие длилось недолго. Недолог был и суд, – военный. Председатель суда, седой, суровый генерал с наружностью замаринованного Дон-Кихота, вел допрос слишком по-военному, обрывал бесцеремонно и свидетелей, и адвокатов и словно торопился куда-то. Его усердной солдатской душе казалось, что дело уже предрешено и много разговаривать не к чему.

Во время допроса свидетелей Филиппо Меччио сказал несколько презрительных слов о предателе.

– Это к делу не относится, – резко прервал его председатель.

Филиппо Меччио был холодно вежлив с судьями и очень спокоен.

– Храбрый человек, – сказал про него в совещательной комнате председатель.

Без долгих дум, – суд совещался семь минут, – Филиппо Меччио был приговорен к смертной казни через расстреляние. Но суд постановил просить королеву о смягчении участи осужденного и о замене казни пожизненным заключением в крепости.

Филиппо Меччио рассеянно слушал монотонное чтение приговора и улыбался.

Пока еще не было известно, что ответит королева Ортруда на ходатайство суда, и эти немногие часы были наполнены страстною борьбою из-за судьбы Филиппа Меччио. Принц Танкред, ликовавший при известии о поимке Филиппа Меччио, был возмущен просьбою суда о помиловании его.

– Нет, этого не будет! – гневно восклицал он. – Министерство не должно допустить такого безумного поступка.