Ты

Ты можешь подумать, что Катя навсегда украла у меня дружбу Риты; нет, жизнь всё расставила по местам. После окончания школы их пути разошлись, чтобы больше не пересекаться, и вот тогда-то Рита вспомнила обо мне. Учёба в разных вузах не помешала нам снова стать подругами, ходить друг к другу в гости и гулять вместе. Мы пробовали пиво и сигареты, беседовали допоздна на философские темы, и само собой так выходило, что парней на нашем горизонте не появлялось. У Риты не было компьютера, а у меня был, и я, как преданная подруга, готовая поделиться всем – вплоть до последней дискеты, помогла ей с курсовой работой. Да что там помогла – я практически за неё всё продумала и написала, а она только прилежно печатала под мою диктовку на моём же компьютере и… получила «пять».

Рита принимала мою помощь как должное, а я, пропитанная высокими идеями, великодушно ей эту помощь оказывала. Правда, частенько я скатывалась в откровенно назидательный тон и покровительственное обхождение, но Рита смиренно принимала мои замашки патронессы как неизбежную издержку общения с умной подругой. Как раньше она восхищалась исполнителем роли вампира Луи вслед за Катей, так и сейчас она покорно кивала, слушая мои наставления. Суть её оставалась неизменной и сводилась к исполнению роли ведомой на верёвочке овечки, но я, прекрасно отдавая себе отчёт во всём, что касалось личности моей подруги, продолжала любить её… Или думать, что люблю. Как сказал классик: «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».

Но чувство, что дружба с Ритой стала мне тесна, как детская одежда, безмолвно тяготило меня. Я «выросла» из этих отношений, а Рита не менялась. Но я молчала об этом, боясь ранить её. По той же причине я не высказывала ей своего искреннего мнения о её пении. Может быть, мне следовало откровенно сказать ей, что она поёт заурядно и второй Уитни Хьюстон из неё никогда не получится – пусть уж лучше она услышит горькую правду от друга, нежели от врага или просто равнодушного человека, но… Ведь у меня тоже была мечта. Каково было бы мне услышать, что я – посредственный писатель?

Сложно это всё… Не менее сложно, чем то, во что я вляпалась с тобой. Впрочем, «вляпалась» – не совсем точное слово.

В семь часов Рита разбудила меня телефонным звонком. Вьюжное декабрьское утро вдруг сразу охватило меня тоской сумерек: что-то случилось. А через полчаса или минут двадцать Рита, дрожа, пила чай на моей кухне: мне едва удалось убедить её зайти в квартиру. Она почему-то упрямо хотела поговорить со мной на крыльце. От моей подруги на три метра разило алкоголем, а из кармана её короткой кокетливой дублёнки торчала бутылка водки объёмом в 0,7 литра. Мне пришлось помогать Рите подняться по лестнице: её шатало.

– Не хочу я больше этой водки, – пробормотала она, прислоняясь спиной к стене в прихожей. – Дай мне чаю…

Я хотела помочь ей раздеться, но Рита испуганно схватилась за бутылку, пытаясь не дать мне до неё дотронуться.

– Осторожно… Не оставь свои отпечатки.

Дублёнку она так и не дала с себя снять, и пришлось усадить её за стол в ней. Услышав про отпечатки, я похолодела, но решила сперва, что Рита бредит. Но когда она вытащила бутылку из кармана и с диким блеском в глазах показала мне на её прямоугольном донышке кровь, я так и села.

– У него висок треснул, – сказала Рита, откручивая пробку. – Как вафля… Там есть такое место, где кость тонкая.

И она сделала из горлышка глоток, а в моей голове проплыла до жути отстранённая и чужая мысль: как бутылка, сломав чью-то кость, сама не разбилась? Впрочем, стекло было толстым. Однажды мне случилось разбить такой бутылкой унитаз… Не спрашивай меня, при каких обстоятельствах, это было достаточно глупо. Главное – от белого друга человека отлетел приличный кусок, а бутылке – хоть бы хны. Но я-то думала, что голова прочнее унитаза. Или нет?

Как бы то ни было, Рита пила из окровавленной бутылки водку, морщась и кашляя, а я сидела и смотрела на неё, окаменев.

– Всё, хватит… – Риту передёрнуло, и она с трудом сдержала рвотный позыв. – Чаю… Дай мне чаю.

Бутылку она снова сунула в карман, а я, пытаясь успокоить себя привычными монотонными действиями, принялась заваривать чай.

– Что случилось? – спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Я убила его, – только и сказала Рита, уронив голову на стол.

Она отключилась. Растерянно стоя с заварочным чайником в одной руке и пачкой чая в другой, я не знала, куда теперь всё это девать.

Но через пятнадцать минут моя подруга очнулась. Подняв на меня остекленелый взгляд, она повторила:

– Чаю мне… Чаю, понимаешь?

Со второй попытки она всё же дождалась, пока он заварится. Я подвинула ей сахарницу, но она, поморщившись, отрицательно качнула головой и стала пить несладкий.

– Тебе бы проспаться, Рит, – неуверенно предложила я.

– Это да, – кивнула она, зацикленно глядя в одну точку перед собой. – Это надо.