Ты

Я сама себе доктор, медсестра и убийца,
Хороню по карманам снега,
без башки и шарфа не боюсь простудиться,
психбольная тобой навсегда,

Ни постельный режим безлюбовного ложа,
Ни отрава смешного питья,
Ни горячее солнце – ничто не поможет -
Мальчик вылеплен был для битья.

Напишу бюллетень, прочерк в строчке "диагноз",
Закорючки в названии лекарств,
И зараза моя, эта многообразность,
мне покоя и в смерти не даст.

Я люблю до животного вопля от страха
Никогда не увидеть тебя,
И до судорог в области мертвого паха
Ненавижу за это себя.

Будет день и рвану, стиснув зубы до скрипа,
Как привязанный к ручке дверной
Зуб молочный … от боли взлечу и затихну
Где-то там, между мной и тобой.

I WOKЕ YOU

не ходи по моим следам,
не заглядывайся на  окна.
синеокое небо сдам
за одно лишь твое,«I woke you»

чтоб увидеть твои глаза,
а потом навсегда ослепнуть,
на один только миг назад,
а потом и по ветру пеплом.

только краешком взгляда  чтоб
да по самой по острой кромке,
и до самых костей озноб
и без имени в похоронке.

Нелюбовь

о чём страдать , коль в сердце нет любви,
состарилась, бессмертье опровергнув,
ты, проколов неаккуратно вену,
и доказав убийственность воды,
предпочитаешь пункты наблюдения,
с завидным безразличьем ко всему,
обычный грешник до грехопадения,
у собственной никчёмности в плену.
казалось бы, ну что такого в этом,
ещё один надломленный поэт,
себя нечаянно возомнил поэтом,
не понимая, что поэтов нет.

а плещутся  приливы и отливы,
закаты тухнут рыбой с головы
и, сплюнув косточки черёмушные мимо
руки протянутой  помойной похвалы,
глядишься в небо сквозь немытость окон,
но  оставляешь взгляды не на том,
что  высоко над проводами с током,
а вновь пятно считаешь за пятном.

ни мне жалеть, ни мне надменно плакать,
ни мне  теперь  вопросами сорить,
я с детства ненавидела плакаты,
и не могла ни слова повторить
придуманных и, может быть, красивых
движений в безвоздушности времён,
я горечь вижу в сладких апельсинах,
из мертвечины не  люблю бульон.

Реквизит