Ты

Просыпаюсь я, оттого что тебя нет рядом. И в душе шумит вода. И ты там. Обнаженная. Влажная. Моя.

23

Только конченый мазохист будет покупать непрозрачную занавеску для душа, если он живет один. Я понял это, когда мылся в «Морском коньке». Там занавеска была чисто белая, если не считать пятен плесени понизу. Прямо как в «Психо».

Казалось бы, что может быть проще, чем покупка занавески, но когда я пришел в хозяйственный универмаг, там висели только непрозрачные полотна – сотен шесть, не меньше. Пришлось лезть в онлайн-магазин и искать там, благо в Интернете выбор огромный. Совсем прозрачную я брать не стал – надо же на что-то смотреть, пока моешься. Ведь смотреть на нее придется

каждый

гребаный

день.

Перебрал кучу вариантов. В основном полное говно типа карт мира (кто это придумывает?), рыб, карт Бруклина (явно какие-то ублюдки), снеговиков, Эйфелевой башни, якорей и штурвалов. Я же не долболоб, который носит шарфики и ставит оценки фильмам на «Ай-эм-ди-би». Мне требовалось что-то простое и прикольное.

Поэтому я выбрал занавеску с рисунком из желтых полицейских лент, которыми огораживают место преступления. Знал бы я, что за ней будешь мыться ты, взял бы совсем прозрачную. Запомню на будущее. Урок усвоен.

Правда, любоваться тобой у меня времени нет – надо спрятать все, что может тебя напугать. Пытаюсь понять, что ты успела увидеть. Так, достала полотенце из шкафчика в ванной и оставила дверцу открытой – типичная женщина! Хорошо, что взяла первое попавшееся – верхнее, потому что под нижним сложены твои лифчики. В аптечку ты, слава богу, не заглянула – там лежит твоя заколка, серебряная, с выгравированными пионами и несколькими запутавшимися волосами, хранящими твою ДНК, твой запах. Интересно, открывала ли ты холодильник? Там недопитая тобой бутылка с холодным чаем – захотелось оставить ее на память о твоих губах. Так, ты наливала себе стакан воды. Будем надеяться, что бутылку ты не узнала.

Дверь в ванную, пожалуй, единственная исправная вещь в доме, и ты могла бы плотно закрыть ее за собой. Похоже, ты принципиально не закрываешь двери – точно так же, как не зашториваешь окна. Или, возможно, просто хотела, чтобы я увидел тебя, обнаженную, мокрую за желтыми полицейскими лентами. Выгибаешь спину и подставляешь под струю воды сначала одну грудь, потом вторую, поворачиваешься, нежишься. Тебе нравится в моем душе, в моем доме. Направляешь душ на шею, берешь мыло – мое мыло! – обводишь груди, спускаешься ниже, роняешь его и принимаешься растирать пену на животе и под животом. Твои руки скользят между ног, но тут же возвращаются наверх, к шее. Ты не даешь им волю, ты ждешь меня. И мне следовало бы раздеться и присоединиться к тебе, однако, если я трону дверь, ты заметишь, что на ручке висит твой белый лифчик. Заходя в ванную, ты не обратила на него внимание. Приходится делать непростой выбор: протянуть руку и схватить лифчик, надеясь, что ты настолько поглощена собой – во всех смыслах, детка! – что не заметишь меня, или оставить все как есть и положиться на то, что, закончив – мыться, не мастурбировать, – ты в заполненной паром ванной не разглядишь такую мелочь.

Протягиваю руку и хватаю лифчик. Надо скорее выпроводить тебя отсюда. Запихиваю лифчик в морозилку за коробки с полуфабрикатами.

– Эй, Джо, куда это ты направляешься с пушкой в руке?[15]

Я вздрагиваю от звука твоего голоса и на секунду впадаю в панику: ты все видела.

– Шутка, – бросаешь ты, поправляя полотенце. – Дурацкая, конечно, но не настолько, чтобы так пугаться. Расслабься.

– Нашла полотенце?

– Ты же не против? – мурлычешь и шлепаешь босыми влажными ногами в комнату прямо по грязному полу. Рассматриваешь пишущие машинки и задаешь слишком много вопросов. Берешь чучело головы аллигатора. Знай я, что ты придешь, спрятал бы его подальше. И вообще, все неправильно. При свете дня это становится особенно очевидно: ты спала со мной в одной постели, принимала душ, не закрыв дверь, а я даже не трахнул тебя. И теперь ты расхаживаешь передо мной с чистыми, как у хирурга, руками и рассматриваешь мою комнату, словно место преступления. Наверное, желтая лента на занавеске в ванной тебя насторожила. Интересуешься, когда я начал собирать пишущие машинки и мертвых животных. В шутку спрашиваешь, не серийный ли я убийца. Рассматриваешь стену.

– Джозеф, расскажи-ка еще раз, откуда здесь эта дыра.

Конечно, ты шутишь и не хочешь меня обидеть, но все это неправильно, и ты слишком чистая, и я еще не до конца проснулся, и у меня утренний стояк, и нет яичницы со свежим кофе для тебя. Если б я не промешкал тогда, когда ты была еще в душе… Из крана капает вода. Ты возвращаешься в ванную, чтобы одеться, плотно притворяешь за собой дверь. Чего-то испугалась? Я слышу, как ты моешь руки – после чучела и машинок. Выходишь – уже совершенно чужая и далекая, говоришь об учебе, чмокаешь на прощание, без языка.

Когда ты уходишь, я залезаю во влажную ванну и сижу там, вдыхая твой аромат. До последней капли.

* * *

– Старик, ты чего так взъелся?