Ты

День девятый. Я застукиваю тебя, когда ты чистишь зубы моей щеткой. Ты дико краснеешь, полощешь рот и оправдываешься, что взяла ее по ошибке. Но я вижу тебя насквозь. Ты закусываешь губу, прикрываешь ладонью глаза и тараторишь:

– Я признаюсь, но мне стыдно: я взяла твою щетку, потому что мне нравится, когда ты во мне. Извини, это странно и мерзко.

Не говоря ни слова, я шлепаю тебя по руке, спускаю трусы и даю тебе то, что ты хочешь, прямо там, в ванной.

День десятый. Ты говоришь, что никогда в жизни еще не чувствовала себя менее одинокой.

День одиннадцатый. Рассказываю тебе, как поймал себя на том, что пою песню из «Идеального голоса» и не могу замолчать, даже когда покупатели начинают улыбаться.

– Ты во мне, – говорю я, а ты уже на коленях, ненасытная.

День четырнадцатый. Я осознаю, что потерял счет времени, и, может, это уже день пятнадцатый. Мы идем по улице, и ты держишь меня за руку.

– Потому что каждый день как единственный, – говоришь ты. – Я никогда так не наслаждалась настоящим, как сейчас.

Целую тебя в макушку. Умеешь ухватить суть.

– У меня тоже никогда такого не бывало, Бек. Я весь погружен в тебя.

День семнадцатый. Идет дождь. Мы в халатах валяемся на твоей кровати, ты зачитываешь мне понравившиеся отрывки из Тима О’Брайена. Потом я ухожу на работу, хотя делать ничего не могу, потому что ты пишешь мне постоянно. Болтаешь ни о чем:

«Ты заметил, что пальцы на правой руке у меня немного искривлены? Это потому, что я много пишу. Вот… Как работа?»

Присылаешь свои фотографии крупным планом с разных ракурсов.

И никогда не молчишь. Я даже не всегда успеваю писать тебе ответы. Никто никогда так не интересовался мною. Если я рассказываю историю, ты непременно задаешь вопросы. Тебе все любопытно.

«Сколько тебе было? Признавайся, Джо, я не буду ревновать. Расскажи про свой первый раз. Расскажи расскажи расскажи».

И я рассказываю, рассказываю, рассказываю.

Итан говорит, что поначалу все отношения развираются бурно, но он не понимает, что у нас с тобой другой случай. У нас – абсолютношения, ты сама так сказала. И что оставалось делать? Купил коробку кондитерской смеси, одноразовую форму из фольги, банку глазури и три тюбика крема. Испек кекс и написал сверху:

«Абсолютношения (сущ.) – единение тел, разумов и душ».

Я привез его тебе на метро, и когда ты увидела этот кекс, то прыгала, хлопала и визжала несколько минут, а потом фотографировала со всех сторон. Мы залезли в кровать, и ели кекс, и занимались любовью, и смотрели семейные видео из Нантакета, и снова ели, и снова занимались любовью. Раньше у меня никогда не было абсолютношений.

Я стою на лестнице в магазине и расставляю на верхних полках непопулярные книги, Итан подает мне их и заявляет, мол, нельзя ожидать, что так хорошо будет всегда. Я отвечаю быстро, уверенно и лихо:

– Я знаю, что так хорошо потом не будет.

– Ну слава богу, – выдыхает он.

– Будет лучше!

Итан уходит помогать покупателю, а мне в голову лезут беспокойные мысли, да еще и Киплинг из отдела поэзии нашептывает всякие мерзкие «если». Пишу тебе:

«Привет».

Меня бьет дрожь и бросает в пот. А вдруг Итан прав? Вдруг ты не ответишь? Вдруг ты уже не скучаешь по мне?

Буквально через секунду от тебя приходит ответ:

«Люблю тебя».

Я чуть не падаю с лестницы, и плевать, пусть я хоть грохнусь и переломаю все кости. Как говорил Элиот в «Ханне»: «Я получил свой ответ».

И мой ответ – ты.

41

Хорошо, что я сделал скриншот твоего сообщения с признанием в любви, потому что с того дня что-то неуловимо изменилось, будто я стою слишком близко к картине импрессиониста и вижу только отдельные мазки, а не изображение в целом. Ты все еще моя девушка, но…

Ты уже не отвечаешь сразу на мои сообщения и, что гораздо хуже, зачем-то принимаешься оправдываться:

«Извини, была на занятии».

«Извини, болтала с Чаной по телефону».

«Извини. Ты злишься на меня?»

Я уже перебрал все возможные варианты ответов:

«Не беспокойся, Бек. Пообедаем?»

«Не надо извиняться. Только если ты не нарушила Правило…»

«Злюсь? Бек, я люблю тебя».

Лучше б я молчал, потому что стоит мне нажать «Отправить», как мучительное ожидание начинается снова. Меня одолевают черные мысли, перед глазами встает логово разврата и рок-н-ролла доктора Ники. Но ты больше не ходишь на сеансы – я уверен, – иначе непременно написала бы своим подругам или связалась с ним. Я не выкинул твой старый телефон и опять начал следить за почтой и «Фейсбуком». К счастью, ты не из тех, кто часто меняет пароли. И вроде бы всё в порядке, однако теперь вместо «абсолютношений» твоим словом стало «извини». Итан успокаивает меня, мол, волноваться не о чем.

– Бек без ума от тебя, Джо! Блайт говорит, что на занятиях она чуть ли не порнушку пишет.

Только Итану может прийти в голову назвать твои чудесные фантазии обо мне порнушкой. Но ему, черт побери, не приходится думать, встретит он Блайт или нет – та всегда к его услугам. И с каких это пор их отношения стали крепче наших абсолютношений?