Ты!?.

-- Он боится оставить меня с вами. Ревнует...

Она засмеялась, обнажив свои молодые, крепкие зубы, и крикнула мужу:

-- Иду!..

Она поднялась и, проходя мимо меня, быстро шепнула:

-- Не уезжайте сейчас. Останьтесь. Я прошу...

Она прикоснулась к моей руке своими теплыми пальцами и, обвеяв меня каким-то особенным, исходившим от нее запахом, похожим на запах полевых птиц, торопливо застучала каблуками по ступеням террасы... Я не успел ничего возразить ей...

Очарование женской молодости и красоты! Очарование женщины, почему-либо показавшейся вам новой, неведомой тайной радостью, неиспытанным чудом любви!.. Я взволнованно ходил по террасе и думал, лукавя с самим собой: "Отчего бы мне, в самом деле, не остаться здесь?.. Спешить мне некуда, я человек праздный, никакие дела не ждут меня в городе, а здесь чудесно и можно великолепно провести время"...

Когда Рыжов вернулся на террасу, я сказал с самым невинным, беспечным видом:

-- Не позволишь ли ты мне переночевать у тебя?.. Я немного устал, и потом у тебя так хорошо, что не хочется уезжать... Ты мне извини, что я так бесцеремонен, но, ведь, мы -- старые приятели...

Рыжов подозрительно посмотрел на меня, -- он даже немного изменился в лице, но тотчас же засмеялся и смущенно сказал:

-- Конечно, конечно! Что за извинения!.. Я очень рад... Я сам хотел просить тебя об этом, но думал, что ты торопишься... -- и он притворно весело обратился к жене, входившей в эту минуту на террасу. -- Прикажи, Таня, приготовить в угловой комнате постель. Мой друг останется у нас ночевать...

Таня улыбнулась, искоса посмотрев на меня, и молча ушла в комнаты. Рыжов внимательно посмотрел ей вслед и вдруг, обняв меня за талию, быстро зашептал:

-- Ты не находишь мою жену немного странной? А? Нет?.. Я, видишь ли, хочу предупредить тебя, что если ты что-нибудь заметишь... Этакое... необычное, то не придавай особенного значения и не обращай внимания... Главное, не вздумай принять за чистую монету... У нее есть одна -- ну, мания, что ли... А впрочем, у кого из нас нет чего-либо подобного!.. Она просто у меня дикарка и не признает никаких условностей... Ты заметил, как она смотрела на тебя?.. В городе, в обществе это назвали бы неприличным. А все дело в том, что у нас редко бывают люди, и мы сами нигде не бываем, живем здесь безвыездно и летом и зимой... Ну, вот, она, как ребенок, и радуется каждому новому лицу... Да она и на самом деле еще ребенок...

В дверях показалась Таня, и Рыжов смущенно умолк. Она все еще улыбалась; в наступивших сумерках так загадочно блестели ее зубы и глаза...

Как и все жители полей, Рыжов и его жена рано ложились спать. В девять часов, водворив меня в мою комнату, они ушли на свою половину, и скоро весь дом обняла глубокая тишина разлившегося по комнатам сна...

Я тоже разделся и лег, но долго не мог заснуть. В комнате, нагретой за день солнечным зноем, было жарко, душно; под потолком носились и беспокойно, назойливо жужжали мухи. Постель была жестка, подушки слишком мягки и пропитаны чужим запахом. А в окно смотрела только что вставшая, большая, желтая луна, бледный свет которой, падая мне на лицо, давал ощущение холодной, щекочущей, раздражающей нервы ласки... Я курил одну папиросу за другой, уже раскаиваясь, что не уехал, недоумевая, зачем жене Рыжова понадобилось, чтобы я остался у них: она сама преспокойно ушла спать, предоставив мне мучиться бессонницей в этой отвратительно душной комнате.

Но папиросы сделали свое дело -- одурманенный табачным дымом, я незаметно заснул -- каким-то странным полусном-полузабвением, полным смутного беспокойства, тоски, тревоги. Мне казалось, что кто-то неотступно стоит передо мной и смотрит на меня светлыми, пронизывающими глазами. И я мучительно, напряженно думал: "Кто это смотрит на меня?" Странные, загадочные глаза как будто ощупывали меня всего, скользя по моему лицу и телу, наполняя мои члены холодной дрожью почти лихорадочного озноба. Я делал усилия, чтобы проснуться, но не мог открыть глаз, поднять голову с подушки. И это, казалось, длилось бесконечно долго, пока я не вспомнил во сне: "Это -- луна!" И тогда сразу я освободился от оцепенения сна и открыл глаза...

Луна поднялась довольно высоко и теперь смотрела уже в другое окно, бросая в комнату, через верхнюю часть рамы, косую, широкую полосу серебристо-зеленоватого света... Ну, конечно, это луна смотрела на меня! А я во сне вообразил Бог знает что!..

Но, и проснувшись, я продолжал испытывать то же беспокойство, ту же тревогу, что и во сне. Я в недоумении водил по комнате глазами, отыскивая причину своего непонятного состояния -- и вдруг увидел во втором, не освещенном луной окне чье-то прижавшееся к стеклу лицо, с большими, неподвижно устремленными на меня глазами. Оно было завеяно темной тенью, и я не мог рассмотреть его черты. Кто бы это мог быть?..

Смущенный, встревоженный, я быстро поднялся и сел -- и тотчас же это лицо отделилось от стекла и пропало. Мимо второго окна, за дымкой струившегося из него лунного света мелькнула какая-то тень; мне послышались торопливо удалявшиеся шаги...