Читаем Ты!?. полностью

-- Только потом увидела, поняла... Когда делаешься женщиной -- это сейчас же становится видно: тот ли он, кому она может сказать -- ты!.. Я не могу объяснить, из чего это видно, но я всегда вижу и чувствую это... Мы почти все ошибаемся, но многие из нас устают искать, покоряются и терпеливо живут с человеком, который им не нужен, через силу заставляя себя говорить ему -- ты, и все же продолжая, хоть и пассивно, ждать своего сказочного принца... А я не могу... Я должна искать... Я ищу и почти каждого спрашиваю: ты? ты?.. Когда мы жили в городе -- у нас бывало много разных людей, и муж выходил из себя, находя, что я бесстыдно смотрю на мужчин, что я -- сумасшедшая и неприлично себя держу... А у меня была одна забота, одна мечта -- найти его, и моя ли вина в том, что он до сих пор не попадался на моем пути?.. Из-за меня муж бросил все свои дела и поселился на этом хуторе. Мы живем здесь уже три года, и вы были первым, кого я увидела за все это время. Я смотрела на вас и спрашивала себя: не он ли?.. Вдруг откуда-то явился человек, которого я раньше никогда не знала, который повеял на меня какой-то иной, незнакомой и заманчивой жизнью, вызвав во мне какое-то смутное воспоминание, словно я когда-то давно знала его или мечтала о нем. Не сама ли судьба направила его ко мне?.. И вы, казалось, смотрели на меня так, как будто узнавали во мне образ своей мечты. О, я видела хорошо -- вы восхищались мной. Женщина всегда видит и замечает, когда кто-нибудь любуется ею... Но я уже знаю, знаю, что мне так только почудилось, что ничего этого не было!.. Когда я вас вот здесь обняла, и вы обернулись И посмотрели на меня -- это был такой далекий, чужой взгляд, -- и мое сердце сжало прежнее, уже много лет томящее меня одиночество... Ах, мы, женщины, всегда, всегда одиноки, потому что вы нас не понимаете, потому что мы почти никогда не находим того, кто единственно имеет право на наше ты!..

Она вдруг схватила мою руку и, приблизив ко мне свое лицо, возбужденно сказала:

-- Скажите... скажите правду!.. Разве вы сами не почувствовали, что мы -- чужие, что я для вас не та она, которой вы могли бы отдать всего себя, всю свою жизнь, всю свою любовь?..

Я нерешительно, смущенно пробормотал:

-- Не знаю... Может быть...

-- Вы знаете, знаете! -- страстно воскликнула она. -- Я тотчас же почувствовала это!.. Но вы потом спохватились и стали целовать меня, потому что вам стало жаль меня и той маленькой радости, которую вы могли бы получить от меня... Но как вы не понимаете, что мне не это, не это нужно!.. Меня вам не обмануть, как обманываете вы многих женщин, которые ищут в вас того же, что и я, с протянутыми за любовью руками. Они говорят вам: ты -- это самое святое, что они могут вынуть для вас из своего сердца -- и вы принимаете его, как приятную игрушку, на самое короткое время, и потом -- швыряете прочь!.. Не говорите, не говорите мне больше ничего... Во всем этом виновата я одна -- сумасшедшая, дикая, одинокая женщина!.. Только не смейтесь, ради Бога, не смейтесь надо мной...

Ее губы кривились, и она кусала их, чтобы не заплакать... Я молчал, смущенный и растроганный...

Вдруг около нас послышался тихий, робкий оклик:

-- Таня!..

Я обернулся -- и увидел Рыжова, стоявшего в трех шагах с темным, казавшимся при луне мертвым, лицом...

Молодая женщина вздрогнула, точно ее хлестнули сзади по спине кнутом, поднялась и торопливо шепнула:

-- Уезжайте сейчас же!.. Прощайте!..

Она бросилась в гору на обрыв, обошла на тропинке мужа, не поднимая на него глаз, и ее светлое платье быстро замелькало в черных кустах терновника...

Рыжов молча проводил ее глазами, потом медленно перевел на меня взгляд -- тяжелый и тоскливый -- и отвернулся. И глядя в сторону, с кривой усмешкой спросил:

-- Не спится?..

Я пробормотал что-то о жаре и духоте в комнатах. Он снова спросил, все так же усмехаясь:

-- Не хочешь ли сейчас выехать, пока прохладно?.. .

Я охотно согласился...

Мы молча поднялись по обрыву... К моему удивлению, у террасы уже стояла запряженная в бричку лошадь. Мне осталось только взять в передней свое пальто и шляпу...

Рыжов молча и холодно простился со мной...

Когда, сидя в бричке, я огибал хутор, я увидел в окне белую женскую фигуру, приникшую к косяку в горестно-задумчивой позе, полной тоски, томления, муки. Мне казалось, она посылала мне вслед это грустное, недоуменно-вопросительное:

-- Ты!?. Ты!?. Ты!?.

----------------------------------------------------

Впервые: журнал "Пробуждение", No 4, 1912 г.

Исходник здесь:Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза