Ты бросаешь вызов?

Вечеринка, на которую мы пошли, была отстойной, и мне нужно было какое-то действие, что-то, что заставило бы мою кровь биться быстрее, что-то опасное. Я жаждал драки и траха. Жаль, что девушка у меня на коленях совершенно не влияла на мой член.

Ее губы приоткрылись, и я почувствовал ее язык на своей шее. Она сосала мое горло, дразняще кусая.

— Давай выбираться отсюда. Иди куда-нибудь, где потише.

— Если хочешь трахаться, мы сделаем это здесь.

Она отстранилась, ее зеленые глаза были прикрыты и растерянны.

— Здесь?

Я удивленно поднял бровь. Единственная причина, по которой она сидела у меня на коленях и трахалась со мной, заключалась в том, что ей нужно было трахнуть футбольную звезду Беркшира, чтобы она могла ходить и тереться о лица других девушек. Я был ее пропуском на место «Мисс Популярность» в средней школе Лейтона — соперницы Беркшир.

— Слишком застенчива для небольшой аудитории?

Она огляделась, запинаясь:

— Нет.

Я сжал ее задницу, даже не потрудившись быть нежным. Это было предупреждением.

— Мне не нравятся милые девушки.

Нет, милые девушки ни хрена не влияли на мое либидо.

Но дерзкие девчонки, да… они делали мой член твердым.

Полные нахальства, с карими глазами, черными волосами, изогнутыми бедрами и красивой латиноамериканской задницей, которая заставила бы любого мужчину упасть на колени, умоляя попробовать.

Она была чертовски неприятной, но она была именно тем, чего хотел мой член.

Лила Гарсия.

Жаль, что она не хотела, чтобы я был рядом с ней.

Я в последний раз вдохнул через косяк и выдохнул струйку дыма, не удосужившись отодвинуть голову. Я знал, что веду себя как мудак, но эй… такие цыпочки, как она, хотели таких же придурков, как я, — так кого, черт возьми, это волнует?

Бросив уже бесполезный косяк на пепельницу, я взглянул на нее. Она сморщила нос, но глаза ее сверкнули решимостью. Чего она не понимала — я ел девушек вроде нее на ужин, прежде чем выплюнуть их через два часа, без вины, с одним очень довольным членом.

Я обвил рукой ее затылок, приближая ее голову.

— Хочешь попробовать меня на вкус? Мы сделаем это по — моему.

Она снова огляделась, ее щеки раскраснелись, и она уже немного запыхалась.

— Ты хоть знаешь мое имя?

— А ты знаешь мое? — Я откинулся, хотя ответ был очевиден. Конечно, она знала, кто я. Мисс-Фальшивые-Сиськи была здесь только для того, чтобы использовать меня, как я собирался использовать ее. Честная игра.

— А кто не знает? Ты Мэддокс Коултер. И к твоему сведению, меня зовут Мэдисон.

Она думала, что она особенная. Свежие новости — она не из тех девушек, с которыми я проснусь на следующее утро. Я выгнул бровь и цокнул.

— Вот в чем дело, мне не нужно знать твое имя, чтобы трахнуть тебя.

Мисс-Фальшивые-сиськи, э-э-э… Мэдисон обняла меня за плечи. Ее бедра двигались круговыми движениями, весьма соблазнительно, когда она практически терлась о мой член через нашу одежду. Любой прохожий подумал бы, что мы трахаемся.

Она издала фальшивый смешок.

— Разве мама или папа не научили тебя хорошим манерам?

Она дразнила; это была чертова шутка.

Но тихая ярость внутри меня бурлила, угрожая прорваться наружу, не заботясь о последствиях. Пошла она. Мамочка и папочка тоже. Манеры? Нет, они меня ничему не учили — так же, как им было наплевать, буду я жить или умру.

Я завалил вечеринку, потому что хотел забыть.

Но вот Мэдисон, она же Сука, просто разозлила меня еще больше.

Она напомнила мне о том, почему я здесь, заставила меня думать о моих испорченных родителях, когда я был так одержим желанием забыть об их существовании.

Дражайший папочка застукал меня сегодня за курением, лежащим на диване и смотрящим телевизор. Он вошел со своим деловым партнером. О, он знал, что я курю, но ему было все равно. Но Брэд Коултер не хотел, чтобы я подавал плохой пример его деловым партнерам; его имидж всегда был важнее моего здоровья.

— Ты не куришь в моем доме, — прошипел он мне в лицо, делая угрожающий шаг ко мне. Было время, когда мой отец был выше и крупнее меня. Раньше он был пугающим, и его слова были законом в нашем доме. Но то время давно прошло.

Теперь я был крупнее… выше… злее.

Он не пугал меня.

Теперь он просто бесил меня чаще, чем раньше.

— Я курю с тринадцати лет. Никогда не знал, что у нас есть правило. Раньше тебе было все равно, отец.

Его губы скривились от отвращения, и я почувствовал это. Я, черт возьми, чувствовал это — его гнев, его разочарование, его отвращение. Мои руки сжались в кулаки, и я выдохнул через нос. В юном возрасте я быстро научился маскировать свои эмоции, пока не превратился в прочную стену небытия. Вы бы разрезали меня и нашли бы внутри что-то пустое.

— Я постоянно задаюсь вопросом, действительно ли ты мой сын.

Когда мне было семь лет, мое сердце замерло в груди. Но его слова и по сей день могут обжечь меня, как кислота в венах. Мой отец держал в руке стрелу, наконечник которой пылал, и она была нацелена прямо мне в грудь — мое чертово сердце было его целью.

— Неа. Я точно твой сын. Ты — мудак, я — мудак. Это у нас в крови.

Его голубые глаза — такие же, как у меня, — потемнели, а лицо было злобным.