Ты будешь мне стеной

– Но я понимаю, Вэн. Если люди не говорят мне в лицо, когда я кидаю их, это не значит, что они не расстроены, правда? Я не хотел обидеть тебя там, на лестнице. Я только хотел удостовериться, что с тобой все в порядке и что ты не собираешься убить меня во сне за то, что я подвел тебя. А потом я вышел из себя.

У меня действительно были мысли убить его во сне, но почему-то я не сильно удивилась, что он догадался об этом.

Пока я размышляла, Эйден поднял на меня глаза.

– Я не пыталась докопаться до тебя, – заявила я.

Потом, немного подумав, мысленно добавила «почти».

Он наклонил голову, как бы собираясь поспорить.

– Пыталась. Но имела на это право. Сейчас у меня много чего происходит.

Первая моя мысль была: «Конец света! Он откровенничает со мной…»

Вторая мысль: «Ясно же, что он в жутком стрессе».

Он ничем не выдавал себя: ни голосом, ни движениями, но это было очевидно. В первый же месяц сезона на Эйдена много чего свалилось. Сам он ухитрился растянуть лодыжку. Зак вылетел из команды. В довершение всего Эйден беспокоился о визе и своем будущем. Не только в «Трех сотнях», но и в НФЛ. Травма могла сказаться на его дальнейшей карьере. Теперь при каждой ошибке люди будут думать, а так ли он силен, как прежде, даже если ошибка эта не будет связана с ахилловым сухожилием.

Он готов был сломаться, а ведь это только начало сентября. Я хотела спросить его, есть ли известия от адвоката, не появилась ли уже наша брачная лицензия, не перестал ли Тревор быть занозой в заднице и не начал ли искать Эйдену новую команду, или более выгодный контракт, или что-то еще, что продвинуло бы его карьеру, но…

Я не спросила. Сегодня не тот день… я была слишком издерганной, усталой и разочарованной.

Плюс я не очень хорошо соображала в тот момент.

Извиняться мне всегда было непросто, но сильная личность умеет признавать свои ошибки.

– Извини, что сорвалась… Я разозлилась из-за того, что ты не поехал, но поняла, почему ты так поступил. Просто мне не нравится, когда люди не держат своих обещаний, но это давняя история, к тебе она не имеет отношения.

Я заимствовала эти слова из лексикона Эйдена. Вдобавок он действительно не имел никакого отношения к тому, что произошло в минувшие выходные. Но об этом я не сказала.

В ответ он понимающе кивнул.

– Так что и ты меня прости. Я понимаю, как важна для тебя карьера.

Со вздохом я протянула ему руку.

– Друзья?

Прежде чем сжать мою руку, Эйден взглянул мне прямо в глаза.

– Друзья.

Затем взгляд его упал на мое запястье.

– Что, черт возьми, случилось с твоим запястьем?

Ё-моё, я сваляла дурака и забыла опустить рукав, который, как идиотка, поддернула вверх во время разговора с матерью. Я высвободила ладонь и ощутила знакомый прилив ярости, стекающий от шеи по позвоночнику при одном воспоминании об этом придурке – муже моей сестры.

Особенно о том, как он схватил меня за руку и поволок, когда я завопила на Сьюзи. Дорогая сестрица в очередной раз заявила, что жалеет о том, что не убила меня в детстве. Я сказала, что она потеряла остатки своего убогого умишка. Но не стала в миллионный раз спрашивать, почему она до такой степени ненавидит меня. Что такого я могла сделать в четыре года, чтобы стать ее заклятым врагом? Я злилась в основном на себя за то, что не предотвратила эту ситуацию. Впрочем, в тот момент, когда я подняла ногу, чтобы врезать муженьку моей сестры по яйцам, он ослабил стальную хватку, поэтому удар пришелся вскользь.

– Ничего…

Темные глаза сверкнули с такой силой, что, клянусь своей жизнью, у меня перехватило дыхание.

– Ванесса, – прорычал Эйден, осторожно приподнимая рукав. Над запястьем у меня красовался десятисантиметровый кровоподтек.

Я наблюдала, как Эйден разглядывал это дурацкое пятно.

– Я повздорила со своей сестрой.

Стоило ли скрывать от него, кто это был?

– Ее муженек немного распустил руки, а я попыталась ударить его коленом по яйцам.

Ноздри Эйдена раздулись, мускул на щеке дернулся.

– Муж твоей сестры?

– Да.

Щека дернулась опять.

– За что?

– Да глупости. Не имеет значения…

Неужели Эйден поперхнулся?

– Разумеется, имеет.

Его тон стал обманчиво мягким.

– Почему он это сделал?

Мне был знаком этот взгляд. Упрямый и жесткий. Он говорил, что спорить бесполезно. Но я не сошла с ума, чтобы распространяться о тернистых отношениях со своей старшей сестрой, которые годились для шоу Джерри Спрингера. Она сделала свой выбор много лет назад. Никто, кроме нее, не был в этом виноват. Сейчас она расхлебывает последствия. Мы выросли в одних и тех же условиях, ни у одной из нас не было чего-то больше или меньше, чем у другой. Поэтому я не испытывала чувства вины перед ней.

Вытерев руку о штанину, я выдохнула.

– Сестре не понравилось, как я на нее смотрела, и она начала орать, – объяснила я, опустив пару деталей и живописных слов. – Ее муж случайно услышал нашу «беседу»…

Сьюзи орала, что я стерва, а я в ответ назвала ее тупицей.

– И схватил меня за руку.