Ты будешь мой

 «Нет, пусть растворится в тумане для меня, – пришла сумасшедшая мысль. – Я хочу это солнце себе, себе одной. И я знаю способ. Зачем я медлю?»

Я потянулась к столу и жестом предложила Рэяну кусок мясного пирога.

 «Хочешь п-поехать в-в-в Битэг со мной?»

 Рэян глянул на меня удивлённо, взяв пирог.

 «Битэг? Ваша святыня? Ты приглашаешь меня?»

 Я кивнула. И мой принц радостно улыбнулся: ему нравилось всё новое, я знала. А я надеялась, что он оценит горы. Ну уж, после того, что я сделаю с ним, он их точно оценит.

 И ещё мне не хотелось, чтобы Рэян был в столице, когда приедут гленнские рабы. Я уже отдала советнику приказ отобрать часть из них и устроить горожанам праздник: разыграть зверьков на игрищах. Пусть мои подданные повеселятся. Рэян же слишком чужой, чтобы понять наши порядки. И пугать инесского короля сверх меры было мне не с руки. Он мог передумать насчёт договора с опасной соседкой, решить, что я беспринципна. У них странная логика, у островитян.

 А ещё мне не хотелось, чтобы Рэян уходил один в город. Пока эта морская девка жива. Так что на следующий день я забрала своего принца в Битэг. Подальше от неё. И задумалась о том, что моё тщеславие зашло слишком далеко. Зачем мне дожидаться, пока она умрёт? Даже если всего несколько месяцев. Это становилось опасным.

 Мы уехали утром, пренебрегли порталами (я не настолько безумна, чтобы выдавать инесской свите все наши секреты). Поэтому только забрезжил рассвет – и кавалькада повозок двинулась по древней дороге в Битэг. Мы с Рэяном делили одну на двоих – моя рука покоилась в его, и я смотрела только на жениха, пока он с интересом изучал окрестности.

 В тот же день мои советники казнили половину фэйрийских послов. В назидание.

ГЛАВА 3. Арин

 Дождь льёт три дня и вместе с ним приходит туман.

 Я кутаюсь в шерстяную накидку и жду, когда мама уйдёт. В школу она мне ходить запретила – я на больничном. Лекари вокруг меня, правда, уже не кружат, но на тумбочке выстроились в ряд флаконы и бокалы – что мне нужно выпить, чем полоскать горло, а что разогреть лежащим рядом огненным рубином. И дышать паром – обязательно. Мама рассказывает мне это перед уходом долго, так, что я не выдерживаю и хрипло напоминаю, что ей пора на работу. Она вздыхает, быстро целует меня в лоб – пробует температуру, поправляет одеяло и закрывает окно.

 Я жду. Марк, хвала духам, в школе. Он порывался сидеть со мной, не отходя, но его отец и моя мама оказались убедительны. Будущему светилу Военной Академии надо учиться. И заболеть, кстати, рядом со мной он тоже рискует.

 Так что после школы Марк первым делом бежит проверять меня, а по вечерам гоняет туда-сюда сокола с маленькими подарками.

 Иногда, лёжа в кровати и дрожа в ознобе, я придумываю правильные слова – для него и мамы. Нужно прекращать это. Пусть найдёт себе другую – мало ли в школе красивых полукровок! Другая будет его любить. И не станет зевать на свиданиях.

 Но когда я ловлю его взгляд или слушаю мамино: «Ах, какой Марк заботливый», у меня рот не открывается признать, что лучше бы этот заботливый Марк просто оставил меня в покое.

 Пусть они все оставят меня в покое: я мечтаю об одиночестве, как о даре небес.

 Дверь внизу хлопает, скрипит щеколда – я вздыхаю. Наконец-то. В прошлые дни я с трудом вставала – слабость валила с ног. Но сегодня мне лучше, и я собираюсь провести эти полдня до прихода Марка с пользой.

 Сначала я выпиваю настои – болеть мне совсем не нравится. Потом осторожно встаю и разминаю ноги. Дожидаюсь, когда острая боль переходит в ноющую, и иду приводить себя в порядок.

 Забавно, но болезнь сделала мои глаза ярче. А волосам вообще ничего навредить не может. Я оставляю их распущенными, надеваю шерстяную длинную юбку, тёмно-зелёную накидку ей в тон, поверх – ещё тёплый плащ с капюшоном и выхожу на улицу.

 Соседние дома плывут в тумане. Мимо то и дело проносятся повозки, сверкая двигательными камнями – ориентируюсь по ним, потому что улицы не видно.

 Иногда случайный солнечный луч пронзает облака, и я надеюсь, что после обеда всё-таки распогодится. Да, я не люблю туман. Это у меня, очевидно, от папы.

 Вечный сад полнится шёпотом дождя. Капли стекают с листьев, шелестят по воде залива – я останавливаюсь и какое-то время стою на набережной напротив изогнутого мостика. Там пусто, конечно, но я всё равно смотрю, не отрываясь. Мокрые пальцы, вцепившиеся в доски перил, мёрзнут, и я прячу руки под мышки. А потом зачем-то иду на условленную полянку за яблонями и кустами малины.

 Воздух горько пахнет туманом и влажной землёй. Я запахиваюсь поплотнее и сажусь на корень, где сидел тот странный инессец. Какое-то время вспоминаю его – особенно его прикосновения. Вспыхиваю и поднимаю голову, подставляя лицо дождю. Всё, довольно.

 Закрываю глаза и какое-то время слушаю дождь. Шелест напоминает мне что-то знакомое – рёв воды, который я слышу иногда во сне. Почему-то мне всегда спокойно в такие моменты.