Ты будешь одинок в своей могиле

– Значит, ты ничего не знаешь? – спросил я. – А зачем тогда прятаться? Почему не пойти домой? Серф знает, что ты здесь? Давай колись!

Анита полулежала-полусидела на кровати, дрожала и отодвигалась от меня.

Она начала было что-то говорить, но с губ слетел только какой-то лепет. Она застыла с широко раскрытыми глазами как воплощение ужаса и смятения. Неприятное зрелище, надо сказать.

Оказывается, я не услышал, как отворилась дверь в дальнем конце комнаты и кто-то вошел. Только теперь я уловил движение в зеркале на туалетном столике и медленно повернулся.

В дверном проеме стоял, придерживая ручку, Ральф Баннистер.

Это был мужчина среднего роста, приземистый, широкоплечий, одетый в хорошо пошитый смокинг. Густая шевелюра темных седеющих волос, зачесанных назад так, что открывался высокий лоб; глаза маленькие, глубоко посаженные, а под ними темные мешки, придававшие его взгляду усталое выражение: он казался невыспавшимся. Губы бледные и тонкие, кожа бесцветная. Я видел Баннистера пару раз в лучших ресторанах в центре города, но говорить с ним мне не доводилось; вряд ли он меня тогда замечал. Он вообще был не из тех, кто замечает других. Да и по его виду трудно было догадаться, что он владелец безвкусного заведения вроде этой «Этуаль». Он больше походил на успешного адвоката по уголовным делам или на врача – специалиста по никому не ведомым болезням.

Краем глаза я видел, как напряглась Анита: лицо обращено к Баннистеру, кулаки сжаты, костяшки пальцев побелели.

Однако он не обращал на нее внимания. Его глазки изучали меня, и в молчании чувствовалась серьезная угроза.

– Что вы знаете про ожерелье? – спросил он.

Голос был негромкий и спокойный – словно церковный староста просит прощения у прихожанина за то, что посадил его на продуваемую сквозняком скамью.

– Вам лучше не вмешиваться в это дело, – ответил я. – Речь идет об убийстве.

– Где ожерелье? – спросил он.

– Под замком. Разве она не сказала вам, что причастна к убийству? Если вы прячете ее здесь, значит помогаете ей скрываться. Или вас такие мелочи не волнуют?

По-прежнему сохраняя спокойствие, Баннистер повернулся к Аните:

– Это тот человек, о котором ты говорила?

Та кивнула. Она по-прежнему выглядела окаменевшей от ужаса; вены у нее на шее выступили большими узлами.

– А как вы сюда попали? – спросил он у меня.

Я не собирался подставлять Гэйл Болас, когда в этом не было необходимости, и потому ответил так:

– Просто пришел. А кто бы меня остановил?

Баннистер отвел взгляд и поджал губы. Он пересек комнату мягкой осторожной походкой – можно было подумать, что он сердечник. Нажал на звонок, а потом вернулся и встал посреди комнаты.

Я думал про пистолет под кроватью: он мог мне очень пригодиться в эту минуту. Но чтобы его найти и поднять, надо было встать на карачки и подлезть под кровать. Вряд ли Баннистер, несмотря на его расслабленный вид, спокойно наблюдал бы за тем, как я ползаю. И я скрепя сердце решил подождать, что выйдет.

Долго ждать не пришлось. Дверь распахнулась, и на пороге вырос Гейтс. Он бросил на меня взгляд, и у него в руке сам собой появился пистолет.

– Как этот человек прошел сюда? – спросил Баннистер.

Гейтс вошел в комнату. На его неприятном лице читалась ярость.

– Его привела Гэйл Болас, – ответил он дрогнувшим от гнева голосом.

Послышалось шлепанье шагов по коридору, и в дверях появился Шэннон. Взгляд его перебегал с меня на Баннистера и обратно. Было заметно, как напрягаются его мускулы под смокингом.

– Приведи ее, – приказал Баннистер.

Шэннон развернулся и затопал прочь по коридору. Казалось, он заколачивает ногами сваи.

– А ты выйди в другую комнату, – приказал Баннистер Аните.

Та встала с кровати.

– Я вообще не понимаю, что он тут говорит, – произнесла она напряженно. – Врет все. Он пытается меня подставить.

Баннистер поглядел на нее так, как смотрят на дохлую кошку, валяющуюся в канаве.

– В другую комнату выйди, – произнес он тоном церковного старосты.

Она вышла.

Как только за ней закрылась дверь, хозяин обратился к Гейтсу:

– Я же ясно сказал: наверх никого не пускать. Еще один раз облажаешься, уволю. И тебя, и Шэннона.

Гейтс ничего не ответил. Он даже не смотрел на Баннистера. Его глазки-пуговки не отрывались от меня; он был готов сожрать меня живьем.

– Послушайте, почему бы вам не поступить разумно и не ввязываться в такое дело? – спросил я Баннистера. – Отдайте мне миссис Серф, и вы ничего больше не услышите про убийство.

Он уселся в единственное кресло, стоявшее в этой комнате. По тому, как он это сделал, можно было заключить, что перед вами пожилой человек, у которого ломит все суставы и который страшно устал.

Дверь отворилась, и вошла мисс Болас. За ней следовал Шэннон; он закрыл дверь и привалился к ней спиной.

Гэйл казалась спокойной и даже равнодушной, только поглядывала своими восточными глазами то на меня, то на Гейтса, то на Баннистера.

– Здравствуйте, – сказала она беспечно. – Как вы сюда попали и зачем нужно махать пистолетом?

Баннистер вытянул руку и показал на меня своим длинным белым указательным пальцем:

– Ты привела его сюда?