Рухнув на теплое сено, она с облегчением перевела дыхание. Несколько минут спустя ласковые руки обвились вокруг нее, приподняли, посадили на соломенном ложе. Она заморгала, приоткрыв глаза, крепко прижалась лицом к насквозь промокшей рубашке Фелипе.
- Все в порядке. Ты в безопасности. Ты напугала его больше, чем он тебя.
- Я не.., не стала бы за это ручаться, - охрипшим голосом шепнула она. Хорошенький момент для шуток! Она что, сошла с ума? Она точно сошла с ума, если вот так льнет к нему. Джемма попыталась отодвинуться, но Фелипе не выпускал ее.
- Все, хватит удирать, Джемма. - Он убрал с ее лица влажные пряди, кончиками пальцев смахнул дождинки со щеки. - Нельзя бросить подобное заявление - и ринуться наутек. Куда ты от него убежишь?
Она жалобно покачала головой.
- Я.., я не должна была говорить... Я не хотела...
Он обхватил ее дрожащие плечи.
- Посмотри на меня, Джемма. Скажи, что это сон.
- Кошмар! - всхлипнула она и опустила голову, не в силах вынести его взгляда.
Он заставил ее, силой приподняв подбородок.
- Почему ты сказала такое?
Ей пришлось посмотреть на него, у нее не было выбора. Он ей не поверил, да и мог ли он? В подобную фантастику просто невозможно поверить.
- Ты сказала, что любишь его, потому что он твой отец. Джемма, объясни, объясни, что это значит.
- Зачем? - вспыхнула она. - Чтобы ты мог смеяться надо мной, мучить меня, обижать еще больше, чем уже обижал? - Она сделала попытку подняться с сена, но он удержал ее, сжав запястье так, что она не могла даже пошевелиться.
- Я не хотел причинять тебе боль, Джемма...
- Но ты это делал! И делаешь! Все время! Ты не оставлял меня в покое...
- Потому что я с ума схожу по тебе! Неужели ты не видишь, через какие пытки заставила пройти меня? Я люблю тебя так, что теряю рассудок... - Он замолчал, выпустил ее руки, вцепился пальцами в мокрую голову. - Я люблю тебя настолько сильно, что готов был убить...
- Лучше бы ты так и сделал! - вскрикнула она. - Еще полгода назад, тогда я не страдала бы так долго! Ты вызвал меня сюда, Фелипе, чтобы измучить - и ты этого добился - больше, чем в состоянии представить. Агустин действительно мой отец. Я дитя любви - его и Исобель Вильерс, той женщины, для которой он построил студию.., и.., и как будто этого недостаточно для мук, я обнаружила, что ты его сын.., что я любила собственного брата.., занималась любовью с собственным братом.
В этот миг она готова была поверить, что он ее все-таки убьет. Он набросился на нее, сверкая глазами от ярости, которую вызвало ее сбивчивое признание. Она попыталась вскочить на ноги, но он вцепился ей в лодыжку и одним мощным рывком бросил на сено рядом с собой. Она лежала, онемев от страха, а он сел на нее верхом и поднял ее руки над головой.
- Что за бред ты несешь? - во всю мощь своего голоса взревел он.
Джемма беспомощно дернулась под его телом.
- Это правда! - выпалила она. - Я сама не знала, пока не получила этот заказ. Агустин действительно мой отец...
- И ты думала, что я твой брат.., и ты позволила мне заниматься с тобой любовью!
- Я не знала, что ты приемный сын.., я не знала до тех пор...
- До каких? - вскипел Фелипе, и Джемма догадалась, что за мысли проносятся сейчас в его смятенном мозгу.
- Ты негодяй! - выпалила она.
- Ответь! Наша ночь любви - она случилась до или после того, как ты узнала, что я не брат тебе?
Джемма изо всей силы ударила его коленом. На долю секунды он потерял равновесие, и она смогла освободить руки, чтобы попытаться спихнуть его с себя. Легче сдвинуть гору. Она не могла сражаться с ним физически, но в словах ее было достаточно силы.
- Ни то, ни другое, ты.., ты извращенец - и разве ты не считаешь ее ночью мучений, а не любви?
- Мне известно, чем была эта ночь, а вот как, насчет тебя, радость моя? Ты можешь хоть представить себе, какие муки ты сейчас заставляешь меня испытывать?
- Ха, капля в море по сравнению с тем, что пришлось испытать мне. Нет, Фелипе, я не занималась любовью с тобой той ночью, зная, что совершаю.., совершаю инцест. Я вообще тогда не знала, что ты сын Агустина - родной ли, приемный ли, и мне плевать, веришь ты или нет, потому что я ненавижу тебя!
- Dios nuo! - произнес он на выдохе - таком глубоком, что Джемме он показался предсмертным. Потом он схватил ее в объятия, приподнял, зарылся лицом в ее мокрые волосы. - Я сделал такое с тобой, - застонал он. - Боже милосердный, Джемма, чем я могу искупить вину, ты простишь меня хоть когда-нибудь?
Она прижала его к себе, не замечая, что потоки слез смешиваются с каплями, стекающими с волос на щеки, и их дрожащие, промокшие тела слились в одно в липкой духоте конюшни.
- Фелипе, - вскрикнула она, и в этом крике отразилось все ее отчаяние.
Он не отпускал ее очень долго, сердца их бились совсем рядом, и только дождь эхом отзывался на этот ритм в наступившей после грозы тишине.
Джемма шевельнулась первой. Неуверенно, потому что все еще боялась - не его, а самое себя. Она столько страдала, и боль еще не ушла из нее. Стыд, вина оставили в ней свой след, и ей никогда не освободиться от горькой памяти о них.