Ты будешь умолять

Кабинет пустеет с его уходом. Опускаюсь на пол чувствую себя так будто все силы выкачали, оставив лишь оболочку. Мягкий ковер щекочет бедра, подтягиваю колени к груди и поворачиваюсь к камину.

Как мне доказать, что меня обвинили нечестно? Как объяснить, что я не желала ему смерти? Зарываюсь пальцами в ворс и дергаю, еще и еще, только бы заглушить раздирающую внутренности обиду и боль. Она кромсает душу, режет на куски плоть, ломает ребра, прошивает легкие иголками и больно дышать.

Наверно так чувствует себя заключенный севший за преступление, которого не совершал. Хочется лезть на стену, крушить все вокруг, ломать, разбивать, но я боюсь, что к моему греху добавят новые.

Ненавижу его! Ненавижу!

Да, он красив, богат, о таком каждая мечтает. Но ни одна не понимает, насколько эта золотая клетка тесна и как больно прутья впиваются в кожу, не дают дышать, не дают сделать шаг, не дают расправить крылья.

— Почему ты здесь? — слышу грубый голос и вздрагиваю, переводя взгляд на Рустама, неслышно вошедшего в кабинет. И мгновенно в сознание врезается еще один звук — как его обувь давит хрустящие осколки, когда он идет ко мне по битому стеклу. Опускается около меня на корточки и тянется рукой, но я отшатываюсь, не понимая, чего он хочет. Грубые пальцы касаются щеки, стирая с нее слезу, и я в его глазах я вижу то, что еще больнее режет, заставляя снова всхлипнуть от подступивших к горлу слез.

Жалость.

В черных глазах огромного и сильного медведя плещется простая и чистая жалость ко мне.

— Арман не причинит тебе вред, — констатирует факт, но мне с трудом верится в его честность. — Он ослеплен сейчас, но кто бы не ослеп?

Повисает пауза, и я чувствую себя неуютно, заметив странное выражение в глазах напротив. Рустам опускает ресницы, пряча этот оттенок нежности и вздыхает, будто это он несет тяжелый крест, что придавил мои плечи.

— Когда его разум прояснится, он поймет. Просто нужно потерпеть.

— Я не заказывала его… — шепчу почти неслышно, потому что ком в горле не позволяет громче. — И не хотела причинять ему вред, — не лгу, говорю как есть глядя полными слез глазами на собеседника. Он молод как и Арман, только от него веет странным спокойствием, будто он прожил уже десять жизней и знает — итог у всех один. — Он не верит. А я не знаю, как доказать это…

Снова тишина, которая теперь не колет, а обволакивает теплом. Умиротворяет. Становится легче.

— Я найду Мазура и приведу его. Он ответит за свои поступки, а ты будешь свободна. Даю тебе слово.

Дыхание обрывается, понимаю взгляд и замираю, читая в глазах напротив тихую и непоколебимую уверенность. Она как глубокая река течет неслышно, но под толщей вод огромный поток, которому невозможно противиться. Эта чистая сила самой природы. Стихия, по сравнению с ней человек — песчинка.

Хочу ответить, но не могу разомкнуть губ, поэтому лишь молча смотрю на Рустама и молюсь, чтобы он прочел мои мысли.

Спасибо.

— Иди к себе. Я поговорю с Арманом.

Рустам хочет подняться, но я ловлю его руку и он замирает, глядя на меня немигающе.

Открываю рот, но горло сводит от слез, и вместо ответа я просто киваю и смаргиваю влагу.

Он кивает в ответ. Читает по взгляду то, что не сказала и помогает подняться, а потом неожиданно легко приподнимает меня над полом как пушинку и переносит через минное поле осколков, чтобы не порезала голые ступни. Открывает дверь и ставит на ворс в коридоре, так же молча прощаясь.

В последний раз бросаю взгляд на моего нового защитника и поворачиваюсь к лестнице наверх.

Рустам сам того не ведая спас меня от отчаяния и желания навредить себе. Осветил ярким лучиком солнца мою жизнь, подарив то, чего как мне казалось уже не осталось внутри.

Надежду.

58

Камин почти догорел, я не стал подбрасывать в него дров, вместо этого продолжаю сидеть в кресле и смотреть на пляшущие языки. Из головы не выходят слова Ангелины, и я бы без проблем заткнул внутренний голос, если бы ни слова Руса, после того как я вернулся в кабинет.

— Тебе не кажется, что ты перегнул? — Рустам не поворачивается в мою сторону, продолжает смотреть на огонь, сидя у камина, а я прикрываю дверь и прохожу ко второму креслу, но вспоминаю, что Ангелина разбила мой стакан, и вместо этого иду к бару за новым. — Она просто баба, а ты издеваешься над ней как будто она убийца.

Достаю графин виски и плескаю в стакан, горлышко звякает о край, рука дрогнула. Пара капель падают на стол, и я шумно ставлю пойло и сжав стакан подрагивающими пальцами иду к креслам.

— Она же не враг… — Рус поворачивается в мою сторону, когда опускаюсь в кресло и следит за тем как я раскуриваю сигарету, намеренно небрежно поднося зажигалку к губам. Растягиваю движения, чтобы не выдать как меня ебашит изнутри. — Отпусти ты ее, к чему тебе такой груз?

— Не могу брат. И это не твое дело блядь! — огрызаюсь, так и не сумев отыграть спокойствие до конца. Сдаюсь с потрохами. Эта скотина улыбается, но потом снова хмурится.

— Ты помешался на ней, — голос друга бьет в цель, и я делаю глубокую затяжку. — Ты держишь ее взаперти. Нельзя поступать так с невинными девушками.