Ты будешь умолять

— Подожди… — перебиваю, бросая взгляд на Руса, и тот немедленно поднимается и под предлогом покурить выходит из кабинета, закрыв за собой дверь. — Я обещал, что если мне понравится трахать тебя, я подарю тебе свободу, так? — Прекрасно понимал, что она расценит мои слова по-своему. Но ведь я не уточнял, что отпущу ее на все четыре стороны. И не строил иллюзий по поводу ее податливости в постели, понимал — она делает это не из симпатии ко мне. Это единственная ложка дегтя за вчерашнюю ночь, но думать об этом не хотелось. — Я отпустил охрану, ты теперь можешь перемещаться по дому и даже гулять в саду. Чем ни свобода?

— Ты забрал мою одежду! Наврал, что отпустишь! Обещал, что отдашь мои вещи, а привез набор шмотья из секс-шопа! Ты просто лицемерный мудак, ясно! — пытается встать, но крепче сжимаю, не позволяя подняться с моих колен. — Пусти, я заору!

— Ори, — спокойно тяну, и это ее отрезвляет. — Дома никого нет, Рус тебе не поможет, горничных я отпустил. Давай не стесняйся. Жги!

Рычит, замахивается, но перехватываю ее руки не позволяя ударить. Кровь вскипает, и ярость начинает медленно застилать глаза, и проникать в вены.

— Не смей… — сжимаю сильнее, рыча как одержимый, — поднимать на меня руку. Или забыла, что я обещал сделать с тобой за это?

Тяжело дышим и не отрываемся друг от друга, прожигая взглядами. Молчим. Будто ждем. Кто первый сорвется.

— Арман, тут такое дело… — Рус едва успевает распахнуть дверь, как в нее влетает розовый вихрь, заставивший меня разжать руки, а Ангелину вскочить с моих колен и отступить, едва не сгорев в пламени камина.

— Кристина? — только и успеваю выдохнуть, когда младшая сестренка повисает на моей шее, прижимаясь насколько хватает сил.

— Я соскучилась! В школе ушли на каникулы на неделю раньше, и я сразу прилетела, папа сказал ты дома…

56

Наши взгляды сталкиваются, и Арман обращается к сестре, продолжая смотреть на мое раскрасневшееся лицо.

— Детка, поднимись к себе, Рустам поможет тебе с вещами, а я присоединюсь к вам через минуту, — не отрывая от меня глаз, целует сестру в лоб и та кивнув так же стремительно вылетает из комнаты, оставив после себя легкий хаос в наших мыслях.

— Значит, сестра… — припоминаю, что на том приеме Инесса говорила, что Хасанов холостяк с двумя детьми. — Бедная девочка.

— Не смей, — пулей соскакивает с кресла и нависает надо мной, отчего машинально отступаю, но Арман ловит меня, не позволяя поджариться в камине. — Не подходи к ней. И не разговаривай. Иначе пожалеешь.

Жар от пламени обжигает голые икры, и я жалею, что не нашла ничего лучше, кроме как вырядиться в рубашку этого мудака. Мою-то одежду он забрал, пообещав, что мне доставят новые вещи, которые я смогу носить. Ага! Состоящие из черных ремней и ошейника.

— Не хочешь, чтобы подходила к твоей сестре, отпусти меня, и я уеду подальше отсюда! — огрызаюсь и выскальзываю из его хватки, отчего-то совсем несильной. В противном случае отступить было бы не так просто.

— Отпустить тебя, чтобы ты снова вернулась к Мазуру? Серьезно? Скучаешь по его члену? Мой не устраивает? — окидывает меня красноречивым взглядом, а я чувствую как снова бросает в жар, и камин тут не причем.

— Я не спала с ним, сколько можно повторять? — выпаливаю мгновенно, как будто оправдываюсь, и сама себя ненавижу за этот тон. Арман вздыхает, уголок его губ дергается, а я вдруг осознаю, что он не верит моим словам. — Ты обвиняешь меня, но я не причем… — Замолкаю, потому что Хасанов даже не слушает. Переводит взгляд на запястье и хмурится.

— Не трать время на оправдания. Лучше поднимись в спальню и разденься, — небрежно бросает, и мои кулаки сжимаются от тона и явного пренебрежения в нем. Злость ускоряет пульс, и я едва не рычу от ненависти к этому человеку. — Не забывай свое место…

Шагает к двери, игнорируя разозленную меня, и я хватаю стакан с виски и яростно замахиваюсь, швыряя его. Мгновенный удар о стену у двери, за которую взялся Хасанов, и водопад брызг и осколков разлетается по комнате и усыпает пол.

— Я сказала, что не заказывала тебя!

Арман замирает, так и не выйдя из комнаты. Рука на ручке двери сжимается, вены проступают четче, а в черных глазах отражается могильный холод. Он прошибает до костей, прошивает как порыв ледяного ветра, и дыхание перехватывает, потому что ощущение такое, словно он сжимает шею, ведь я слишком далеко зашла.

— Хочешь, чтобы я заставил тебя слизывать эти осколки?

Безысходность прорастала в вены, полосуя черными линиями белую кожу. Он никогда не поверит. И я всю свою жизнь буду терпеть унижения.

— Найди Мазура и спроси у него сам. Я тебя не заказывала, — повторяю как мантру. Четко, ясно, тихо. А внутри все стягивает узлом от страха, что он притворит угрозу в жизнь.

— Он съебался из города как только я взял его человека. К твоему несчастью, — замолкает, давая понять, что разговор окончен. И когда я уже думала, что он выйдет, оставив меня одну, Хасанов бросает еще одну фразу, ослушаться которой я просто боюсь. — К сестре не подходи. Я не шучу.

57