Ты была совсем другой: одиннадцать городских историй

Ах, дело даже не в экзамене. В конце концов оформлю себе индивидуальный план, перейду на платное, найду еще подработку. Если бы только это. Грустно мне более-менее всегда. И все лето, вместо того, чтобы готовиться к пересдаче, я бежала от грусти – месяц работала в ресторане, съездила с Нинкой автостопом в Екатеринбург, и никого не подпускала к себе, все ждала его. Он так и не появился. И Нинка, моя типа подружка и однокурсница, поэт и поклонница свободной любви, не чуравшаяся целоваться с одним веселым водилой в нашем пятидневном пути, спросила меня как-то за ночным костерком: слушай, может, ты лесби? Нет, Нинк, просто не нашлось пока кого жду. Мне 19, надеюсь, у меня есть еще время. Она не возражала, но когда в начале этого года я забраковала Стасика, ее бывшего ухажера, стала звать меня Полижанна, Полина плюс Жанна д’Арк. И мы поссорились.

Так я думаю днем, а к вечеру поднимается эта странная жгучая волна и начинает лизать душу, все глубже, больней пылающий наждак горечи, жажды … Тогда я судорожно открываю Тиндер, листаю его прямо в библиотеке, столовке, трамвае, метро, где застанет, ставлю фильтр «19–23» года – на меня глядят лица сирот. Им всем недодали, всех обидели, и они вывесили свои селфи в Тиндер в отместку той, что не поняла. И почти у каждого надпись – ни одного приглашения не получил Андрей, Тимур, Даня, Исмаил, Леонид… И при чем тут честь смолоду, просто каждый из них по отдельности, как и все они вместе – «типичное– не-то», как выражается та же Нинка.

За окном поднимается храм Христа Спасителя, компания снова оживляется, храм освещен, и все повторяют: красиво! Какая красивая Москва.

Не такая, как Питер, отвечаю я тихо. Сидр подействовал, и я улыбаюсь. Не подойти ли к Вадим Григоричу, не поздороваться ли? Салют, мол! Как настроение? Но это только мечты, я изо всех сил отворачиваюсь, радуюсь, что сижу в убежище, не дай бог заметит, узнает, о нет!

3.

Согревшись, поднимаюсь подышать на палубу, под плотно-серое небо в светло-оранжевых прогалинах. Подплываем к пристани – парк Горького. Китаяночки упархивают, заходит парочка в походных куртках с натянутыми капюшонами, с аккуратными рюкзачками. И третий лишний. Деревья парка стоят, сжавшись под ветром, неутихающим снегом, по воде плывут желтые листья. Нет, это не парочка и третий лишний, это иностранцы и гид при них. Девушка с темно-розовым обожженным лицом норвежки, голубоглазая, белая, первые морщинки у глаз, парень намного моложе, смуглый, похож на испанца – бой-френд? случайный попутчик? усыновленный (ха)? Гид, нелепый, длинный, с седыми кудрями из-под черного берета, – тяжко опирается на зонт-трость и впаривает клиентам по-английски, с жестким русским акцентом, что-то про Napoleon’s army in Kremlin, terrible fire, уничтоживший весь город дотла, конечно, безбожно врет, хорошо, Глазков не слышит. Ты б не сдал, чувак! Иностранцам холодно, особенно смуглому, они просятся вниз, и вскоре исчезают за застекленной дверью.

Окончательно стемнело, от огней в воде потекли красные, зеленые, сиреневые дорожки. Мы плывем дальше, стеклянная дверь скрипит, вылезает – судя по тяжкой поступи – Глазков! Этого еще не хватало, тихо перемещаюсь на нос, тут лавочки, но они все мокрые, только под навесом ничего, сажусь на единственную сухую, вжимаюсь. Этот останавливается где-то там, аккуратно оборачиваюсь – встал, курит. По тому, как тяжело он налег на борт, по тихому бормотанью, ясно: он уже хорош, увидит меня – вряд ли узнает. Ты выпить хотел, поэтому торопился? Не дал мне еще ответить?

На стенке рубки какая-то квадратная белая тряпочка, вглядываюсь – это мокрое объявление: «Требуются экскурсоводы для теплоходных экскурсий со знанием английского языка». А что, почему бы нет? Расскажу не хуже враля в черном берете.

Боковым зрением вижу: бычок чертит оранжевую дугу – значит, покурил, только бы не пошел сюда, ступай, ступай лучше обратно, заговариваю я его. Хотя даже если сюда – встану, обойду с другой стороны, теплоход в этом смысле удобно устроен, хорошо играть в прятки. Но он не идет. Стоит перед белой дверью с ярко-черными буквами наверху WC. Рядом еще одна бежевая светлая дверь, обитая ДСП. Я ее видела, когда шла мимо: на ней красная табличка с белой, недавно явно подновленной масляной краской надписью: «только для персонала».

Глазков поворачивается в мою сторону – только не это, откидываюсь назад и тут же слышу хлопок двери – куда-то он все-таки вошел. Спешно возвращаюсь назад, скорей-скорей вниз, и натыкаюсь на Оксану, она идет по палубе к тем же дверям. Там занято! Хочу сказать ей, но молчу. Или она не туда, а в дверь для персонала? Что там вообще? Каюта? С кроватью? Ха. Да не тайное ли свидание им предстоит, Оксана-то, видать, не только официантка и контролер, она на все руки здесь… Слышу, как дверь хлопает и за Оксаной. Какая из двух? Та самая – для персонала.