Ты для меня?

Чужие руки. Чужие объятия. Они не были ей противны. Нет. Просто…не ее. Что и требовалось доказать. Еще немного, и девушку накрыла бы истерика. Так же, как и после первого раза с Леней. Он тоже был не ее!

— Девочка, — Виктор мягко коснулся губами пылающей девичьей щеки. — Ты только скажи, и я…

— Нет! — Холодно и жестко. Валерия остановилась, прерывая танец. — Я люблю его столько, сколько себя помню!

Осторожно высвободилась из объятий Терехова.

— Обещаю не скандалить, — натянула на лицо фальшивую улыбку. — Спасибо за танец.

Мужчина ничего не успел сделать — слишком шустро Лера юркнула в толпу танцующих. Слишком стремительно пробиралась в сторону туалета, готовя бедное свое сердце, ко всему! Общий коридор. Женская часть. Никого. Пусто. Руки дрожали, как у душевнобольного человека.

Черт! Герман шел первым, значит, они в мужском!

Влетела в уборную ураганом, и застыла. Давыдов все еще держал кровоточащую ладонь под проточной холодной водой. Алина рыдала рядом, растирая по щекам потекшую тушь. Однако ее слезам грош цена. Спирина чувствовала фальшь, даже будучи в столь угнетенном состоянии.

— Ты! Ты сам вынудил меня. Я не изменяла бы, будь тебе нужна моя верность!

— Хватит, Аля! — Голос мужчины, равнодушный и отстраненный, эхом отражался от стен. — Я все сказал.

— Нет. Так не может…завершиться. Я же…на все, ради тебя. Знаешь же! У тебя были девки на стороне. Я не оставалась в долгу. Но, теперь…все может быть иначе…я…

Время остановилось, потому как Давыдов случайно подняв взгляд, заметил ее в отражении. Внутренности от волнения прилипли к позвоночнику, но она сделала крошечный шаг. Потом еще один. А потом побежала! Герман успел принять в свои объятия, прежде чем Лера бросилась на шею, и обрушилась на его губы. Обхватив ладонями ее лицо, ответил. И стало не важно, что они в туалете. Что щека наверняка перепачкана в его крови. Мозг отключился окончательно. Лишь его руки остались, блуждающие по телу, и сжимающие крепко. И губы. И дыхание…общее. Спустя какое-то время, отстранилась, медленно разворачиваясь в сторону невольной, и совершенно охр*невшей свидетельницы их горячей сцены.

— В этот раз на твоем пути стою я. — Вынесла приговор, даже не повышая голоса. — Не вернется. Смирись!

Не смирится! Не забудет. И не простит.

Об этом говорил пылающий абсолютной ненавистью взгляд. В пекло! Главное, что ушла. Громко хлопнула дверью, и ушла.

В тот же миг, Лера оказалась припечатана к стене, всей мощью и тяжестью любимого тела.

— Поедешь со мной?

Хрипло. В самые губы.

— Да!

— И куда не спросишь?

— Мне все равно!

Мужчина мягко очертил контур ее губ. Подбородок. Шею. Кулон. Лера и не дышала, пока он хмуро разглядывал свой подарок. А потом одной единственной фразой выбил почву у нее из-под ног:

— Сегодня я понял одну вещь…

— Какую?

— Что…способен на убийство, при мысли…Лера, прости. Но, я не смогу делить тебя с другим мужчиной. Я скорее…сверну тебе шею!

Глава 29

Возвращались они по отдельности. И не потому, что опасались привлечь к себе лишнее внимание. Нет. Перед ними стояла более сложная задача — незаметно улизнуть с вечеринки. Придумать вполне логичный, не вызывающий подозрения повод. И сделать это, как можно скорее.

Первой пошла Лера. К величайшему счастью, Покровская за столиком отсутствовала. Наверняка поправляла макияж в женской уборной.

— Доброго вечера! — Стараясь улыбаться искренне и естественно, поприветствовала собравшихся. А именно: Виктора Сергеевича, Анну, Станислава Юрьевича и Маргариту Алексеевну. Глеб все еще находился на сцене, и увлеченно болтал с Куликовым. Хорошо. Такой расклад только на руку.

— Милая! — Давыдова кивнула на свободный стул, предлагая присесть. — Что же вы так долго? Мы уже начали волноваться!

— Извините. В последний момент решила сменить образ, на что-то более консервативное.

Женщина прошлась по ней оценивающим взглядом:

— То, что я наблюдала на тебе несколько часов назад, тоже было весьма-весьма неплохо!

— Вероятно. — Согласилась без колебаний. Ох, бедное ее платье, безжалостно растерзанное Германом! — Наверняка поэтому, при виде меня, таксист и спросил, не на работу ли я, случаем?

Да, приходилось врать. А куда деваться?

Маргарита Алексеевна сочувствующе ужаснулась. А Смирнова зашлась заливистым смехом. Очевидно, догадалась о ее маленьком спектакле, но отчего-то решила подыграть:

— Каков поганец! — Скомканная салфетка театрально полетела на скатерть. — Надеюсь, ты отвесила ему приличную пощечину?

— Увы! — Обиженно поджала губы. — Со всех ног побежала переодеваться.

— Не расстраивайся. Выглядишь, один черт, как…конфетка, в самой яркой обертке!

— Спасибо.

— Присаживайся, дочка! — Теперь сам Давыдов наблюдал за ней, нервно переминающейся с ноги на ногу, очень задумчиво. — Ты, как никто другой, заслужила праздника. Без тебя бы его не было.

И что делать?

Собрав в кулак всю смелость, а заодно и наглость, оттараторила на выдохе: