Ты, я и Гийом

Уэнди и Беатрис спустились часов в одиннадцать. Выглядели они не очень – какие-то помятые, заспанные, в домашних халатах. Беатрис села за письменный стол, подозвала меня к себе, раскрыла передо мной свой ноутбук, нашла нужный документ и велела перевести его на русский язык. Уже во второй раз за утро я едва подавила в себе желание сбежать. Мало того, что текст письма содержал такое количество неизвестных мне слов и оборотов, что мгновенно потемнело в глазах, так еще и в ноутбуке была только английская клавиатура – то есть русские буквы нужно было находить исключительно интуитивно. По старой памяти, так сказать. Разумеется, я то и дело не попадала по нужным клавишам и была вынуждена повторять и повторять свои попытки. Пока до меня наконец не дошло, что нужно смотреть на клавиатуру как можно меньше, а довериться своим пальцам – благодаря переписке с Артемом у них в последнее время была постоянная и весьма интенсивная тренировка. Таким образом дело пошло на лад. Но сам текст переводился плохо – мне однозначно не хватало знаний. Тогда я свернула документы, с которыми работала, воровато оглянулась – не наблюдает ли кто за мной – и начала шарить по папкам и файлам компьютера. Наверняка же что-то подобное уже кому-то писали и переводили. К счастью, так оно и было. Я быстренько скопировала готовый продукт в начатый мною перевод и исправила его, руководствуясь оригиналом, который мне подсунула Беатрис. В результате вышло совсем неплохо. А главное, вся работа заняла минут тридцать, не больше. Не найди я это спасительное письмо на русском языке, которое, скорее всего, перевела в свое время Светлана, могла бы провозиться и до вечера.

Около двенадцати в квартире появился еще один русский – Александр Иванович, так он представился – и громогласно объявил, что, если через двадцать минут мы не будем сидеть в машине, доставку наших стройных поп в «Черкизовский» к 14:00 он не гарантирует. «Переведи, будь человеком», – бросил он мне. Я выдала упрощенный вариант.

Уэнди и Беатрис сделали страдальческие лица и поднялись в свои спальни. Спустились они ровно через полчаса. Таких перемен в их внешности я никак не ожидала! Обе были одеты в шикарные строгие костюмы – как кинозвезды на каком-нибудь жутко официальном приеме у Президента – с изящными кожаными портфелями в руках. Длинные волосы Беатрис были распущены и волнами спускались на плечи, придавая ее несколько угловатым формам мягкость и очарование. А Уэнди без преувеличения выглядела фотомоделью на картинке глянцевого журнала. Они театрально застыли на лестнице в соблазнительных позах, наслаждаясь произведенным эффектом, потом одновременно рассмеялись, спустились вниз и, крикнув мне «Пойдем!», вышли за дверь. Я, ощущая себя просто пугалом огородным, выскочила следом.

Всю дорогу Уэнди и Беатрис без умолку говорили – обсуждали подготовленные для предстоящего интервью вопросы. Шумели, кипятились, что-то доказывали друг другу. Такая вот разновидность служебного совещания на заднем кресле автомобиля. Я сидела рядом с водителем и старательно вникала в содержание их беседы. Понимала я от силы процентов тридцать, а потом и вовсе перестала соображать, что к чему: в чертовом «БМВ» с непривычки меня так укачало, что единственной мыслью стало: «Как бы не испачкать ненароком машину». Как мы доехали, как я дошла до приемной, я не помнила совершенно. Кто-то догадался напоить нас сладким чаем, после которого мне стало хоть немного легче.