Эдит внимательно наблюдала за Минни, но ничего ей не сказала и взяла все заботы о платье на себя. Тем не менее, когда они вернулись домой, Эдит проследовала за Минни в ее комнату и твердо уселась в кресло.
— Минни, детка, скажи в чем дело, что тебя так гложет сегодня? Вчера ты была вся такая радостная и веселая.
Минни колебалась: а может все-таки спросить? Ведь родная мама же! Наконец, она решилась.
— Мам, — начала она неуверенно, — я все думаю… мне хочется знать … совсем немного… хоть самую капельку … как все будет, а?
— Что — будет? — глаза у Эдит округлились, и Минни поняла, что допустила ошибку. Но ее уже понесло.
— Ну в первый раз, мама. Будет хорошо, или … неловко … и вообще, как себя вести, что делать? — Минни было неприятно, что она затеяла этот разговор, у нее на глазах выступили слезы.
— Минни, о чем это ты! — строго произнесла Эдит, проигнорировав первый вопрос, — тебе ничего не полагается делать и ничего не надо знать! О Боже, — продолжила она с возмущением, — что подумает о тебе наш будущий зять!
— Ничего плохого он обо мне не подумает, мама! — ответила Минни, — он меня любит и уважает. Сейчас совсем другое время! Что же получается, я должна лежать как бревно и ждать, когда со мной что-то сделают? — с отчаянием воскликнула Минни. — Ты ведь девятерых родила, ну расскажи хоть что-нибудь!
Эдит смягчилась.
— Минни, детка, вот именно, что родила девятерых, а, как и ты, ничего не знала, когда замуж выходила. И ничего, как видишь, прекрасную семью создала.
Поколебавшись, она продолжила.
— Тем не менее, я согласна с тобой, что время сейчас другое и, может быть, мне следовало это принять во внимание, когда замуж выходили твои сестры.
Эдит облизнула пересохшие губы: для нее такой разговор был тоже впервые.
— Минни, так как венчание мы не планировали, а это необходимо, именно для невесты… когда в последний раз у тебя было недомогание?
Минни почему-то покраснела, хотя краснеть было не от чего, но разговор был крайне неловким.
— Неделю назад…
— Ну хоть с этом повезло, — облегченно вздохнула Эдит, — а…. а ты понимаешь почему?
— Как же мне понимать, если мне понимать не полагается! — отрезала Минни.
Эдит поджала губы и тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
— Для того, чтобы на свет появились дети, — начала она, — вы ведь хотите детей?
— Не увиливай, мама!
— Ну вот. Ээээ…. ээээ… для этого часть его тела должна войти в тебя! — скоропалительно выпалила Эдит и выдохнула, будто бы выдулся большой воздушный шарик.
Теперь они обе сидели пунцовые. Но, благодаря Давиду, Минни уже знала, что именно должно войти.
— Это будет больно, неприятно? — еле слышно пролепетала Минни.
— В первый раз — да, — мягко ответила Эдит. Она уже взяла себя в руки, так как самая тяжелая часть разговора была позади. Эдит, правда, неприятно удивило то, что Минни не спросила, о какой именно части тела шла речь.
— У порядочных девочек, — с ударением на слове «порядочных» произнесла Эдит, —
— Но потом уже намного легче, — добавила она поспешно. А ну как опять откажется замуж выходить ее странная младшая дочь! — Зато у вас будет ребенок!
Минни ужаснулась:
— Много крови?!
— Да нет, совсем немного… — Эдит встала, разговор этот был тягостным, и она не была уверена, что полезным. Минни казалась расстроенной и подавленной.
— Минни, детка, мир так устроен со времен Адама и Евы, и от первой брачной ночи еще никто не умирал! Я пойду присмотрю за прислугой! — и Эдит поспешно сбежала.
Последняя фраза матери, несомненно, указывала на верный масштаб рассматриваемой проблемы — испокон веков через это проходили несметные поколения женщин — но Минни от этого легче не стало.
Ничего себе «не умирал»! Она-то надеялась и рассчитывала на блаженство, которое уже испытыла от его поцелуев и ласки, а не на операцию без наркоза! Как же так?! Почему же ее так тянуло к нему, почему так жаждали ее грудки прикосновения его пальцев, его губ, почему же так упоительны были его поцелуи, сам запах его тела, мягкость его теплых губ, чуть солоноватый вкус его рта. Для того, чтобы как мотыльку попасться в ловушку и сгореть в огне?! Сгореть от боли и стыда, вместо ожидаемого упоения? Зачем же тогда его объятия и поцелуи обещали это блаженство и счастье? Значит, все-все обман?! Мужчинам одно удовольствие, а женщины живут с ними, играют в счастливые семьи, притворяются ради детей, ради того, чтобы не остаться одной, не стать чьей-то приживалкой, иметь еду на столе, наряды в шкафу и побрякушки на пальцах? То есть продаются, ничего не получая взамен?! Ну да — тех же детей, конечно …