Ты или я (СИ)

Дальше – смутно. Может, предубеждение, может, яд начал действовать, но перед глазами помутнело. Захотелось выйти из душной лаборатории. Пока Тихонов с Антоновой изучали состав крови, Рогозина, кивнув Круглову, незаметно исчезла за дверью.

И не торопясь пошла по длинному коридору к своему кабинету.

На полпути встретила двух полицейских с очередным задержанным.

- Новый подозреваемый? В КПЗ? Нет, давайте в допросную.

Бросила взгляд на часы. Двадцать пять минут. Для допроса вполне достаточно.

*

Знакомая белая комната. Стол, два стула. Села на привычное место. Посмотрела на задержанного. Молодой – совсем ещё мальчик. У него вся жизнь впереди…

- Рассказывайте, Грибченко, за что вы убили свою девушку.

*

- А у меня был выбор? Был, я вас спрашиваю?! Он меня шантажировал! Он убил бы меня, убил, если бы Аля осталась в живых!

Интересное совпадение. Его девушку звали Аля. Меня – Галя.

- И вы хладнокровно отравили её стрихнином? Подсыпали в чай?

- Да, – он опустил голову, потом истерично вскинулся: – Быстро, незаметно, и она ничего не почувствовала! Просто уснула, и всё!

Да, Грибченко, твоей Але повезло. Она просто уснула, и всё. Нам с Кругловым повезло меньше.

- А вы не раздумывали, кто из вас был больше достоин жить? Почему вы выбрали её? Вы могли умереть сами. Шантажист убил бы вас, а она сейчас сидела бы здесь и давала показания. Живая.

- А я был бы мёртв?

- А вам важнее собственная шкура? – голос безвольно срывается на крик.

- Как будто вам – нет! Как бы вы поступили на моём месте? Смогли бы выбрать? – отвечает дерзко, и в то же время – чуть не плача. Хочется зарыдать вместе с ним.

Минуты проходят…

- Я уже выбрала, – глухо и очень тихо. – Я уже выбрала…

Он не слышит, он упивается своим горем, своей непонятостью…

Сколько он льёт тут эти крокодиловы слёзы?

Внезапно в кармане начинает вибрировать телефон. Взгляд неосторожно падает на часы. Без двух минут. Пожалуй, уже пора.

Снова Валя.

И снова приходится взять трубку.

Руки не слушаются, пальцы онемели. Дышать трудно. В последнюю минуту становится дико, до тошноты страшно. Видимо, это заметно – этот мальчишка, Грибченко, так странно уставился…

- Вам нехорошо?

- Всё в порядке, Грибченко, это уже не ваши проблемы. Вас сейчас должно волновать собственное положение.

Невозможно сидеть. Поднялась со стула, выдохнула.

Телефон продолжает вибрировать. Нужно ответить, а то опять они с Майским ворвутся…

Мысли плывут абстрактно, несвязно, глупо.

Каждая мышца, каждая клеточка тела сжалась в ожидании. Ну, ну, скорее же… Хотелось лишь одного: чтобы всё произошло прямо сейчас, пока она ещё стоит ровно, пока не утратила власти над собой, не выдала своего страха…

Рогозина не знает, что, в метре от неё, за непрозрачным стеклом, столпилась почти вся ФЭС. Что все уже помнят наизусть текст рокового тетрадного листка. Что Тихонов бьёт по стеклу кулаком, выкрикивая что-то невнятное… Что Юля с Лисицыным чокаются кружками кофе… Что Майский сжимает Круглова в медвежьих объятьях… А Валя, плача от радости, снова и снова набирает знакомый номер начальницы…

*

Восемь ноль одна.

- Да, Валя, я слушаю.

- Галя, Галочка! – Антонова захлёбывается словами, плачет и смеётся одновременно. – Галя! Ты бы знала! Ты бы только знала!

В трубке слышны голоса, крики, какие-то восклицания…

- Говори, Валя!

Чему они смеются? Быстрее, Валя, вот-вот уже…

- Галя! Ничем вы с Кругловым не отравились, понимаешь! Ничем! Помнишь, Майский взял образец так называемого антидота? В нём яд и был, вас хотели элементарно развести! Чистые вы оба! Слышишь, Галя, слышишь?

Ноги подкашиваются. Медленно опускаюсь на стул. Глубокий вздох. Я не верю. Всё ещё восемь ноль одна.

Допрос нужно закончить.

- Вы могли спасти её, Грибченко. Могли. Можно было обратиться в полицию. Можно было поставить в курс дела её родителей. Можно было найти тысячу возможностей. Если вы её любили.

- Я любил её! Больше жизни!

- Нет, – жёстко, безапелляционно. – Когда любят, умирают вдвоём. А когда любят больше жизни, не умирают. Поверь. Уведите задержанного!

Вошёл сотрудник в форме, плачущего Грибченко увели прочь.

И только тогда, в полной тишине, в душу запоздало пришло осознание. Осознание того, что мы живы. Мы живём. Мы будем жить.

Ты и я.

С трудом встала. Спина прямая, лицо каменное. Подошла к двери. Дёрнула ручку, вышла. И только тогда, на пороге, без сил упала на руки Круглова.

====== В общем, Галь... ======

С трудом встала. Спина прямая, лицо каменное. Подошла к двери. Дёрнула ручку, вышла. И только тогда, на пороге, без сил упала на руки Круглова.

Следующие полчаса – бесконечные и такие короткие полчаса – были только их. Как и та ночь в тёмном подвале. Как и ещё одна ночь – в госпитале МВД. Как и ночь в квартире на Ленинградке… Только их.

А потом – как всегда. Отпечатки, экспертизы, отчёты, совещание в конце дня… Оба избегали мыслей о наступающем вечере. Что теперь?

Вчера всё было иначе. Вчера они были уверены, что это в последний раз. И, быть может, могли позволить себе долгожданно-случайную слабость.

А сегодня всё как будто вернулось, почти вернулось на круги своя…