Ты или я (СИ)

Вокруг было тихо, только шуршал гнилыми листьями ветер. Серая пустота глухой, почти ощутимой тяжестью наваливалась на плечи. Куда идти? Где, в котором из этих мёртвых домов могут быть отец и Иннокентий Антонович?

Дальше, дальше… Ветер, скрип собственных шагов, редкие вскрики птиц… И внезапно – чужие человеческие голоса. Рогозина резко остановилась, а потом медленно, очень медленно отошла в тень ближайшего дерева. Неразборчивые слова доносились из вросшей в землю, почти незаметной с дороги избушки. Говорящих видно не было, и Рогозина рискнула подобраться ближе.

Стараясь не ступать на похрустывающий листья, она, согнувшись, подбежала к самой стене больше похожей на землянку избушки. Потом, привалившись к холодному, покрытому мхом и плесенью боку, прислушалась. Разговор продолжался, слова стали яснее.

- … и никакого смысла. Я убью его, слышишь?! Он убил мою жизнь. А я убью его. Вот и всё, – полный ярости полукрик.

- Эй-эй, спокойно, Лис. Всё под контролем. Не нужно просто убивать. Нужно извлекать из этого пользу и удовольствие. Нужно ждать, Лис, – убеждающий, спокойный тон.

- Чего ждать? Когда о них кто-нибудь вспомнит? Ты всегда хотел нажиться! А мне ничего – слышишь, ничего! – не нужно! Только отомстить за срок. За зону. За двадцать лет. Слышишь меня?!!

- Лис, обожди. Ещё три дня. И – делай с ними что хочешь. Я ещё тогда сказал… – окончания фразы Рогозина не уловила, звук голосов затих. Но услышанного было достаточно. Пора действовать. Папа в землянке. Интуиция в такие моменты не подводит.

Доставая из-под плаща пистолет, она случайно опустила взгляд на замшелую стену и увидела незамеченное прежде крошечное окно у самой земли. Опустившись на колени, чувствуя, как колотится сердце, она заглянула внутрь. В темноте полуподвала виднелись неясные очертания двух фигур. В одной, сгорбившейся у стены, Рогозина безошибочно узнала отца.

====== Не успела. ======

Главное – спокойно. Расчётливо. Сосредоточенно. Мягкая кожаная перчатка с тихим, глухим стуком выбивает стекло. В это же время за редкой порослью осинника по дороге проезжает тяжёлый грузовик. Из-за скрипа и грохота шин звона стекла почти не слышно.

Теперь аккуратно, очень аккуратно, сантиметр за сантиметром, пролезть в это неширокое оконце. Так, чтоб не привлечь внимания – ни преступников, ни отца с Иннокентием Антоновичем. Не нужно лишнего шума.

Высокие туфли чувствуют утоптанный земляной пол. Пальцы рискуют отпустить дряхлую оконную раму. Секундное падение – и вот она уже стоит за их спинами в лиловой темноте подвала. Мягкий удар подошв – и оба тут же обернулись на шорох.

- Галя!

- Папа! Живые? – руки помимо воли судорожно обвивают его шею, взгляд ощупывает знакомое морщинистое лицо. – Надо быстро выбираться!

- Галь… Ты как нашла? Ты одна?!

- После, после, всё после! Иннокентий Антонович, давайте, сначала вы! – прошептала Рогозина, кивком указывая на окно. Здесь, изнутри, оно оказалось только на уровне плеч. – Быстрей!

Но не успел он сделать и шага к окну, как издалека послышался грохот и громкие голоса. За стеной глухо заурчал какой-то механизм…

- Ну! – Рогозина вместе с отцом бросилась к окошку вслед за Иннокентием, краем глаза заметив, как с потолка прямо на них падает что-то железное… – Папа! Стой!

Но было поздно. Сверху на их головы опускалась железная решётка. Что ж, знакомый ЦРУ-шный приём…

Оставалось одно.

- Иннокентий Антонович, выбирайтесь! Папа, давай, залезай! Не успеешь!

- Я без тебя не уйду, Галя!

- Быстро! – вот уж не думала, что когда-нибудь с отцом придётся разговаривать тем же тоном, что и с подчинёнными.

Решётка опускалась всё ниже, пробираться к окну можно было только согнувшись. Ещё несколько секунд – и оно станет недосягаемо…

- Галя, иди первая! – крикнул отец, но его слова потонули в шуме приближающихся шагов. – Галя!

Она, не слушая, уже выталкивала его из подвала. Сверху, с улицы, ему протягивал руку Иннокентий.

- Папа! Иди!!!

Едва он оказался на улице, решётка, поглотив окно, остановилась. Согнувшись в три погибели, Рогозина рылась в кармане, отыскивая ключи. Ну куда они могли завалиться! Наконец за подкладкой звякнула тяжёлая связка. Некогда, некогда! Она рванула карман, и тонкая плащовка с хрустом прорвалась. Пальцы стиснули холодную металлическую головку ключа, и Рогозина, не теряя больше времени, крикнула:

- Ловите! Моя машина на обочине стоит, уезжайте! Быстро!

Где-то сверху мелькнуло лицо отца, блеснули пролетевшие между прутьями решётки ключи, сзади с шумом распахнулась дверь…

- Бегите!

- Галя!..

- Ах ты!.. Стоять! – чей-то голос за спиной, резкое, холодное прикосновение чем-то острым – и темнота.

Темнота.

Темнота…

====== Пиши, Галя, пиши. ======

- Ну, здравствуй, красавица! Не ждали…

Вокруг медленно вырисовывались тёмные бревенчатые стены. Несколько неясных фигур, грубо сколоченный стол совсем рядом. На нём что-то блестит. Что-то чёрное, ребристое и очень знакомое. Heckler&Koch, её пистолет. Если бы только дотянуться… Руку протянуть…

А где, собственно, руки? Ах, ну конечно, связаны за спиной. Классика жанра. Крепко? Да, крепко. Не порвать.