Ты или я (СИ)

Нехорошо улыбаясь, лысый положил пистолет на пол у входа. Холодный металл зловеще звякнул о бетон.

- … так что выбирайте сами, кто из вас останется, а кого придётся убрать.

Уже с порога он оглянулся, в гробовой тишине всматриваясь в окаменевшее лицо Рогозиной.

- Уж кому-кому, а тебе, полковник, нужно бы знать, что такое выбор. Помнишь поди, как папка твой, судья, выбирал… – прищурившись, прошептал он. И добавил после паузы: – В общем, я прихожу сюда вечером и вижу один труп. Иначе трупами станете оба. Ваше время пошло.

Дверь захлопнулась, отрезая подвал от остального мира. Для кого-то из них она захлопнулась в последний раз.

Ты или я?

====== Поцелуй меня. ======

А зачем тут слова? Разве непонятно, что скажет каждый?

Каждый ответит «я».

И что делать?

Наверное, прошло несколько часов с того момента, как захлопнулась дверь. Круглов подошёл к Гале, снова накинул на неё пальто и присел рядом. Хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам и заговорила сама.

- Коля, – после долгого молчания голос звучал чуть хрипло. – Я знаю, ты скажешь, что никогда не сделаешь этого. И именно потому я приказываю тебе это сделать. Приказываю как старший по званию и как непосредственное начальство. Прямо сейчас.

- Никогда. Никогда, слышишь! Я не позволю тебе! – почти крик.

- Не позволишь? – Рогозина иронично приподняла брови, глядя в его лицо. – Чего ты мне не позволишь? Взять пистолет и застрелиться? На это не спрашивают разрешения, тем более у подчинённых.

- Да, не позволю, Галя! Положи пистолет. Положи!

Рогозина провела пальцем по знакомой ребристой рукоятке, сжала ладонью холодное дуло. Дотронулась до курка. Потом опустила пистолет на пол, рядом с собой.

- Коля, это внештатная ситуация. У меня, как у главы спецподразделения МВД, есть чёткие инструкции на данный счёт. Что бы ни случилось, мой служебный долг – защищать подчинённых. То есть тебя. Любой ценой. Вот и всё.

Галя… как же ты можешь говорить об этом так спокойно, так спокойно смотреть мне в глаза, поглаживая пистолет… Даже чуть улыбаясь. Чему ты улыбаешься? Ты думаешь, я соглашусь? Какое мне дело до твоих инструкций? Кто их выдумывал – какие-то снобы, никогда не ходившие по лезвию?

Твой служебный долг… Нет уж, мой долг, Галя. Человеческий. И он подсказывает мне, кто из нас уже не увидит сегодняшнего вечера.

Ты ничего не сможешь поделать. Хоть ты и сильная. Что ты там говоришь? Да, ты права, я тебя не слушаю… Наверное, в первый раз я тебя не слушаю. Но всё равно говори: для меня это – твои последние слова. Я просто ощущаю их, их мелодию, их металлические ноты… Но, перебивая, прошу тебя на прощанье:

- Поцелуй меня, Галя.

Так вот глупо. В сыром и холодном подвале. И ничего больше не надо, и пусть кончится жизнь. Просто поцелуй меня, Галя.

Ты замолкаешь на секунду. Полковник Рогозина, ты сейчас объявишь мне выговор, да?

И нет ответа. И нет, и нет, и нет…

Стало ещё темнее, я ничего не вижу. Я только ловлю твоё резкое движение. Порывистое, почти отчаянное. Рядом, вплотную, касаясь меня – твоё лицо, руки, плечи… Солоноватые дорожки по щекам. Ты плачешь, Галя?..

Солёный, терпкий, обжигающий поцелуй ледяными губами, твои неожиданные, невозможные слёзы, шаги за дверью, время вышло, холод пальцев, грохот, свет, крик, толчок в грудь и …

… и краем глаза, вмиг разучившись дышать, я вижу, как ты жмёшь на курок приставленного к виску пистолета.

- Галя! Галя!!!

- Галина Николаевна!

- Петрович, что это?.. Галя?!

Майский, Тихонов, Соколова, Лисицын. Ещё кто-то. ОМОН. Нашли нас всё-таки. Поздно, слишком поздно.

Я смотрю на неё. Бледная, мокрое лицо. И кровавая нитка тянется от виска.

А я так и не вспомнил, как дышать.

- Эй, Петрович! Ты чего это? Ну-ка, очнись!

Майский бил Круглова по щекам, Юля с Иваном бросились к Рогозиной, кто-то уже вызывал «Скорую»…

- Серёжа! Нужно её быстро в реанимацию! Очень плоха, минут двадцать есть!

====== Ты или я. ======

[iТы или я[/i]

«Минут двадцать есть» – простая фраза. Да и треть часа – совсем короткий отрезок времени. Только кто мог знать, что за него случится…

[i]Семь минут.[/i]

Бешеная гонка до Москвы – не на машине, на вертолёте. Воздух толчками входит в лёгкие, комок страха физически ощутимо пережимает горло. Галя почти не дышит, лежит на белой каталке, опутанная сетью трубочек, проводов и капельниц. Из вены торчит катетер. Над ней – суетливые, сосредоточенные, бледные медсёстры.

Облака за окном рябят ночным дождём. Ветер, шум, треск лопастей смешиваются и ввинчиваются в опустошённый мозг. Пульс редкий.

[i]Восемь минут.[/i]

Прилетели. Посадка на крыше Главного клинического госпиталя МВД. Ещё не улеглись воздушные волны, а санитары, бережно держа носилки, уже выпрыгнули из вертолёта. Где-то в дождливой темноте распахнулась дверь, вспыхнул нестерпимой белизной приёмный покой. Бесконечные коридоры… Вместе с санитарами и группой врачей Галя исчезла за стеклянной матовой стеной. Кто-то – видимо, Майский, – пытается оттащить от входа в операционную.

60 ударов в минуту.

[i]Десять минут.[/i]