Я тоскую по Лизе, мы на грани развода. Разрывает в груди так, что хочется сдохнуть. Во мне много виски. Очень много. Вокруг стены плывут, а все мои мысли исключительно о ней, о Лизке. Но передо мной в комнате, окутанной в интимную полутьму… не она.
Это тот самый момент? Когда я предал Лизу?
Дебил.
Дятел конкретный.
Не знаю, как я мог считать, будто у меня к Злате чувства возникли в прошлом. Сейчас я точно знаю, что тогда ничего, кроме презрения, к ней не испытывал.
Лиза и в прошлом была для меня всем.
А я все потерял. Сам.
Рус прав.
Чертов Рус говорил абсолютную правду!
От этого злость лишь растет.
Грудную клетку вот-вот проломит.
Замираю, прижимая Бондарева к стене двумя руками, орать хочется, да только поздно. Поэтому просто тяжело дышу, а этот придурок вдруг смеется.
И все, что сейчас хочется — вмазать даже не Русу. А самому себе.
Я тот самый идиот, из-за которого все произошло. Я изменил.
И Лизка, ожидаемо, меня бросила.
— Что, Вадим, — успокаиваясь, ухмыляется Бондарев, — не нравится, когда проекты, в которые ты дохрена вложил, из рук ускользают, да?
Наверно, я должен в первую очередь рвать и метать именно из-за упущенной прибыли. Но сейчас меня больше всего волнует другое. Я и в прошлом, и в настоящем, дел наворотил. И сейчас хочу, чтобы Лиза не пострадала. А о бабках я не думаю.
Я отпихиваю этого придурка и зло цежу сквозь зубы:
— Тебе прилетело, потому что, сводя счеты со мной, ты подставил Лизу.
Рус смотрит, немного прищурив глаза.
Сплевывает и вытирает губу — на ней кровь.
— Что ты несешь? — хмурится он все больше. Лыбы этой бесячей больше нет.
— Ты прекрасно знал, что Лиза и так не в самом лучшем положении, — качаю головой. — Выкрав ее эскизы, ты решил разом убить двух зайцев, так ты решил? Рассчитал, Аксенов на нее подумает, будто она сама тебе их передала. А заодно и мне насолил.
Теперь Рус реально выглядит растерянным.
— Эти эскизы… Лизы?
— А ты, когда их украл, думал она носит с собой чужой проект?
Некоторое время мы молчим. Оба после драки не можем отдышаться. Костяшки ноют, я нормально отделал Руса. Хоть и самому досталось, но я не чувствую боли, лишь внутри саднит. Где-то под ребрами.
У них все было по-настоящему. Серьезно или нет, но ведь без симпатии Лиза бы не стала с ним мутить? Почему-то уверен, она не стала бы. И это хреново.
Но она все равно от него ушла.
Эта мысль греет.
Но я уже нихрена не понимаю.
Кулаки то сжимаю, то разжимаю.
Рус реально удивлен? Или только притворяется имбецилом?
— Эскизы мне принес по заказу один хороший знакомый, — все же произносит. — При чем тут Лиза?
— При том, что эти эскизы видела только она, и только она могла воспроизвести их в точности. На слитых фото ее помарки.
Рус лишь сдержанно матерится и еще больше сжимает кулаки.
Он явно больше ничего говорить не собирается.
И это хреново. Но основное все же произнес.
Больше мне здесь делать нечего.
На пороге я разворачиваюсь, чтобы уйти, но слышу, как за спиной Бондарев растерянно бросает вслед:
— Я не знал, что раздобытые эскизы из-под ее руки.
Оборачиваюсь, Бондарев выглядит серьезным.
— Ее подставлять я не собирался. Тебя сколько угодно, но только не ее.
Я ухожу в раздрае.
Не знаю, поможет ли мне запись на диктофон. Именно ее я включил, когда сюда вошел. Но это хотя бы что-то. По крайней мере, заставлю Савелия это выслушать. И пусть сам врубится, как он ошибся насчет Лизки.
Сажусь в машину и отключаю приложение. Только сейчас вижу, что на экране светится имя Феди. Он звонил, черт. Черт! Из головы вылетело, что обещал позвонить ему. И Ариша наверняка ждет.
Перезваниваю Феде, но в ответ тишина.
Дочь трубку тоже не берет.
Они сговорились?
Впрочем, Ариша в доступе только когда дома находится — там планшет. Возможно, она на прогулке с няней или Лизкой. Как и остальные дети.
Я ужасно хочу их всех увидеть.
Сейчас мне это жизненно-необходимо.
Я не знаю, какого хрена я делал тот тест, и даже уже сомневаюсь, что вообще сам его заказывал. Палканов слишком мутным мне показался. Более того, я не собираюсь перепроверять результат. Все трое мои. Точка.
Дикое желание услышать Образцову стучит в груди отбойным ритмом.
Я собираюсь набрать ее номер, но внезапно телефон в моих руках оживает мелодией.
Лизка сама меня вызывает.
Поднимаю трубку, но вопреки ожиданиям тут же получаю шквал обвинений.
Ничего не разберу.
Ей Савелий позвонил? Или Злата наше с ней фото отправила? Почему она в таком состоянии?
Прошу ее успокоиться, обещаю, что все объясню, но она говорит то, от чего на миг застываю.
— Не понял… где Артем? — повторяю.
Меня сложно чем-то напугать, сбить. Мои мысли — всегда холодный расчет, я славлюсь отсутствием паники в самой критичной ситуации. Но сейчас чувствую тревогу.
Как он мог исчезнуть? Куда?
Он не малыш, чтобы заблудиться внезапно.
Но и недостаточно взрослый, чтобы в одиночку, молча, уходить на аттракционы или шататься по торговому центру.