Ты – мне, я – тебе

Не теряя времени, Элизабет попросила, чтобы мисс Алле поместили в отдельную палату и приставили персональную санитарку. Ей принесли сумочку Элен. Узнав, благодаря гарантии, которую выдал счет на ее кредитке, номер будущей палаты, она села на ближайшую скамью. Достав из сумочки мобильный телефон француженки, она принялась искать номер телефона Ронни. Надо было помешать ему распространить хотя бы одну фотографию.

* * *

Спустя час Элен была помещена в отдельную палату. Она еще не пришла в сознание, ее лицо под кислородной маской было таким же бледным, как наволочка подушки. На стоящем рядом экране монитора отображался ритм работы ее сердца. Сидящая рядом с кроватью Элизабет наконец отыскала нужный ей номер. Она тут же позвонила по нему и услышала ответ: «Это Ронни. Оставьте ваше сообщение». Элизабет надиктовала: «Срочно перезвоните мне. Не передавайте никому ни единого документа. Меня зовут Элизабет Гаррисон».

* * *

В салоне Сольвейг, окруженная людьми, которых она называла своей публикой, изводила Шиллера вопросами:

– Где ты был? Я осталась наедине с совершенно невежественным мальчиком.

– На коленях умоляю простить меня, Сольвейг. Мне надо было решить личные проблемы: мне позвонил телохранитель и сообщил, что ребенок плакал. Так, пустяки, но они являются частью моей жизни… Пойдем, драгоценная моя, – сказал он актрисе, которая снова начала посылать воздушные поцелуи оставшимся гостям.

Режиссер задумался. Что ей было нужно? Остаться одной. Ночь с Сольвейг «по полной программе» была бы похожа на странный сеанс йоги. Чтобы не помять лицо, не допустить на нем ни единой морщинки, она оставалась неподвижной. Он ложился на нее, словно огромное насекомое, осторожно выполняющее возвратно-поступательные движения. Она любила только тихие любовные игры. Засыпая, она следовала заведенному ритуалу: в комнате она должна оставаться одна на приготовленной кровати, голова должна лежать на ровной поверхности. «Временами, чтобы наказать себя, – говорила она, – я кладу под голову плотный шелковый валик».

Когда Сольвейг впервые услышала о Тимоти, сыне Шиллера, она уклончиво прокомментировала: «Конечно же ты его любишь… Если я тебя правильно поняла, мать его уехала в Европу и оставила ребенка с тобой». – «Оставила? – ответил Шиллер. – Не оставила. Я забрал у нее этого ребенка!» Сольвейг никогда не хотела иметь детей, чтобы не испортить себе талию. Как отвратительно смотрится раздутый живот! Даже мысль о такой деформации вызывала у нее отвращение, и, чтобы успокоиться, она начинала гладить ладонями свое плоское и шелковистое тело.

5

После того как его вышвырнули из отеля, Ронни вел машину осторожно. «Главное, чтобы не задержала полиция», – сказал он себе. Не надо делать резких маневров, чтобы въехать на узкую улицу Западный Бродвей, где он снимал квартиру в доме посредственного качества. Охранников там не было. Несколько лет тому назад там был один охранник, проживавший в двухкомнатной квартире на первом этаже. При входе в нос ударял запах алкоголя и мочи. Этот безразличный к жизни человек потом съехал и поселился на этой же улице. Там он соорудил себе жилье из картонных коробок – он знал, что рано или поздно его выселят. Хозяин этих спальных камер установил на двери кодовый замок, но мелкие вандалы сняли его спустя пару дней. Поэтому входная дверь оставалась открытой, но это было неважно, поскольку воровать в доме было особенно нечего.

Ронни поставил машину на свободное место на стоянке, вошел в тесный холл и поднялся на четвертый этаж.

Дверь была в плохом состоянии, но замок еще держался и запирался на два оборота ключа. Наконец, повозившись с дверью, он смог перешагнуть порог. Пройдя через центральную комнату, он бросил вещи на потертое канапе и устремился к шкафу, где взял бутылку, чтобы налить себе полстакана виски.

Упав на одно из кресел, обитых кожзаменителем, он стал наслаждаться виски и взвешивать опасность, которым подвергала его инсценировка самоубийства Элен. Он проклинал себя за то, что оказал ей эту «услугу». Он уже несколько раз звонил ей, но так и не смог дозвониться. Не подвергнется ли он большой опасности, предлагая бульварной газете опубликовать предсмертные фотографии? «Разлученная с ребенком мать кончает жизнь самоубийством»? А он-то здесь при чем? Чтобы устроить скандал, Элен также попросила его передать видеозапись каналу «Хайпер Ньюс», привыкшему копаться в помойке. На сотовом телефоне он увидел незнакомый ему номер. «Позже перезвоню», – решил он. Вначале ему хотелось поговорить с Элен.

Две тысячи долларов за ее фотографии были манной небесной, но дело было щекотливым и рискованным. Оно касалось ребенка Шиллера. Кто обвиняемая? – мать-француженка, уличенная в супружеской измене и подозреваемая в организации попытки похищения ребенка. Кто адвокат? Это было совсем неважно. У Ронни был на примете один юрист, ради рекламы он взялся бы за дело бесплатно.