— Твой дедушка на дух не переносил Майкла. Он чувствовал, видел его насквозь, но твоя мать была ослеплена любовью и не замечала, какой он человек на самом деле. И Скотт бы сел вместе со мной, если бы не Лиззи, которая на коленях умоляла своего папу не лишать ее детей отца.
— Это все? Остановись, Рашад. Чего ты добиваешься? Я уже ненавидел Майкла и без твоих баек.
— Хиро, я только начал. – араб уже не наливает себе виски, а просто пьёт из бутылки, сохраняя серьёзное выражение лица. — В августе того года моя жизнь рухнула. Все что мне было дорого перестало существовать, и вина этому одна – твой отец.
— Хватит… – на выдохе шепчу я.
— Моя жена убиралась в комнате. Денег на офис у нас больше не было, все пробирки хранились в крохотной квартирке моей жены, которая ей досталась от покойной тетушки. Она случайно разбила одну из них, когда вытирала пыль, и, как назло, это была склянка с тем самым вирусом. Она начала все убирать с пола и собирать осколки, одним из которых она прорезалась, и жидкость попала в рану. Теперь заражена была не подопытная мышка, а смысл всей моей жизни. Из-за твоего отца! Антидота у нас по-прежнему не было. Через месяц она скончалась. После ее смерти я узнал, что она была беременна. Это была последняя капля. – Рашад со всей силы ударяет кулаком по столу, а затем кидает бутылку на стену позади меня. — Я пошёл в полицию, рассказал им все то, что рассказал сейчас тебе. И в итоге посадили меня, а твой отец живет дальше, как ни в чем не бывало. Но в последние годы его беззаботная счастливая жизнь трещит по швам. Развод, измена, ненависть сына – все это моих рук дело. Пришлось попеть, но это того стоило. Скотт держался полгода, но в итоге изменил и начал запивать это. Я больше десяти лет вынашивал план мести в голове, и как же приятно видеть, как он сбывается. И ты, Хиро, финальная точка.
— А сколько жизней ты сам поломал? Легко судить кого-то, выставляя себя чистым и невинным. Я не верю, что ты такой белый и пушистый. Ты во всем винишь его, хотя сам на это согласился, ты сам разработал этот вирус, это ты делал те таблетки от которых умерли дети и это твою пробирку разбила жена. – выплевываю я.
Рашад подлетает ко мне и хватает за горло, начав его сдавливать.
— Ты ни черта не понимаешь, щенок. Я отсидел двенадцать лет в тюрьме, и мечтал только об одном: о мести. Я хотел, чтобы Майкл прочувствовал всю мою боль, потерял кого-то так же, как потерял я. – он душит меня с такой ненавистью, будто это я виноват в смерти его жены.
Рваный кашель слетает с моих губ, а глаза закатываются, воздуха не хватает. Мурашки разбегаются по коже, а тело на стуле сковывает судорога. И только когда я уже нахожусь на грани, чтобы потерять сознание от нехватки кислорода, араб отпускает мою шею, взявшись за челюсть.
— Ты должен был умереть еще шесть лет назад, так же мучительно, как Софи. – он надавливается на мои скулы. — Должен был захлебываться кровью, бредить, терять память и стонать в агонии от боли, которая пронизывает каждую клеточку твоего тела. Майкл бы сразу понял, что с тобой происходит и от кого это послание. Но, раз ты сидишь здесь, передо мной, ничего не вышло.
Я сверлю его своим взглядом, не отводя глаза в сторону.