— Не вижу смысла лезть в вашу с матерью жизнь. Если вас все устраивает, то мое мнение не роляет.
Отодвинув кресло, он встает из-за стола, подходит и садится рядом.
— Демьян, давай начистоту?
— Валяй, — пожимаю плечами. Мне похуй, в принципе.
— Какие у тебя ко мне претензии? — шарашит вопросом.
Смотрю на отца, сощурив глаза. Он взгляд не отводит. Хмурит широкие брови.
— Оставь маму в покое. Съебни к своим шалавам. Без тебя она сможет стать счастливой.
— М-да… — тянет отец, шлепком опуская ладони на колени. — Твое мнение и правда… не роляет. Я не собираюсь бросать семью.
— Какая семья? Она ревет каждую ночь. Ты ночуешь в гостевых спальнях, так откуда тебе об этом знать, да? — срываюсь, поджимая от досады губы. — Думаешь, она не сечет о твоих похождениях? Ты учил меня быть порядочным. Втирал, блять, что честность — важное качество мужика. А сам?
— Я не изменяю Елене. Хочешь — верь, хочешь — нет.
Уперевшись ладонями в кожу дивана, отец резко поднимается и подходит к окну, демонстрируя мне широкую спину. Пиздюком я любил сидеть на его плечах, воображая, что являюсь центром вселенной. А теперь его работа — ось жизни.
— Мне все равно, — гоню, че уж.
В грудине тянет непонятным чувством вины и мне это не нравится. С хуя ли? Неужели я верю ему? Я же слышал, как мама говорила с подругой по телефону и та “осчастливила” ее правдой. Видела отца с телками в клубе и ресторанах. Речь шла не о единичном случае.
— Сын, все сложно. Я не могу тебе всего рассказать сейчас, но… обещаю, что объясню позже. Дай время.
Смотрю на часы. Скоро вторая тренировка.
— Ладно. Мне пора, — встаю, прочесываю волосы пальцами.
— Дем, оставайся здесь, — разворачивается ко мне отец, засунув руки в карманы брюк. — И матери проще и мне спокойнее.
— Подумаю, — стремно как-то себя чувствую.
Мы по душам не общались лет семь. Я привык злиться на него. Ненавидеть. А вот эта вся байда… Сопли, одним словом.
Отец хлопает меня по плечу, провожая до двери.
— Подумай, сын.
Киваю и выхожу на улицу. Звоню Стенину, бросая сумки в багажник.
— Ром, встречаемся через час в спортзале. Позвони запасным, пусть тоже подключаются.
— Сделаю. Как твоя училка? — ржет похрюкивая.
Вот какого хера напомнил?
Отбиваю звонок, попрощавшись с другом, и пишу сообщение Полянской. Пусть знает, что под постоянным контролем. Утром не варик обмениваться любезностями. Я буду злой.
17:05 Вы:“У тебя завтра нет второй пары. Приходи в кафе “Вальс””.
Надо же мне как-то преподшу узнавать и побыстрее, пока я ее не прибил, либо не закрыл в подвале для удовлетворения вполне определенных потребностей.
— М-да, бля, Лиза, у меня на тебя стоит перманентно…
Падаю в салон, завожу движок и рву с пробуксовкой и визгом покрышек об асфальт, оставляя дом позади.
Глава 20
ЕЛИЗАВЕТА
Общение с родными добавляет тепла в сердце, но не убирает ненавистное чувство обиды и разочарования. Даже не знаю в отношении кого: себя или близких друзей. Бесцельно хожу по квартире, переставляя с места на место рамки с фотографиями, перекладывая Аничкины игрушки. Даже кофемашина меняет место дислокации. Хотя какая разница, будет она стоять на столе или на островке кухонного гарнитура?
Взгляд падает на вешалку в прихожей, где все еще висят куртки. Видимо, к зиме только уберу, ага… Поспешно снимаю вещи, которые не пригодятся в ближайшее время, цепляя их на деревянные плечики. Тяну с верхней полки шарфы, платки и шапку. От резкого движения последняя цепляется за металлический край и правая сторона полки выпадает из пазухи, некрасиво повисая над крючками.
— Че-е-ерт!
Бросаю одежду на диван в гостиной и шурую на кухню за стулом. Сил воткнуть штырь обратно не хватает. Ума не приложу, как могла выдернуть… Лучше бы не лезла со своими психами. Плюю и устраняю поломку привычным способом. Скотчем. Когда родители вернутся в город, попрошу отца сделать.
Отношу стул обратно. Развешиваю в шкафу несезонные вещи и сажусь на диван. Настроение — хуже некуда. Плохой признак. Не хватало скатиться в депрессию.
Ну, нет!
— Илья Петрович, добрый день. Это Лиза Полянская, — прижимаю гаджет плечом к уху, рывком доставая из нижней антресоли спортивную сумку.
— Привет, Лиза! Пропала совсем, — глубокий баритон тренера по боксу будоражит мышечную память.
— Можно сейчас прийти в зал? — расстегиваю молнию и проверяю наличие перчаток, майки и легинсов.
— Могла бы не спрашивать. Всегда рад.
Благодарю и отключаюсь. Хватаю пару резинок из Аничкиных запасов и заплетаю две косы, чтобы волосы не мешали на тренировке.
После случившегося пару лет назад я полгода жила в анабиозе. Сначала жалела себя, потом страдала, а затем появилась злость. На все и всех. Не знала, как заглушить в себе это. Тогда-то мне и попалась на глаза школа бокса. Хочется думать, что выбор был мой, но все же натолкнул меня на мысль Вадим. Правда, предлагал Лобанов тир.