Ты мой закат, ты мой рассвет

— Почему? — Мама не давит, она просто спрашивает.

— Потому что у него не такой большой дом и потому что…

Я не знаю, как сказать.

У нашей семьи есть традиции и я, какой бы сопливой ни была, очень их уважаю. Для меня семья — это не просто общая кровь у группы людей. Семья — это богатство. Куда более важное, чем счет в банке.

Но Антон ко всему этому может относится совсем иначе.

Тем более — после «близкого знакомства». И хоть теперь между нами и Сергеевыми все очень натянуто, я понятия не имею, как сказать Антону, что моя бабушка хочет провести с нами Новый год.

— Бабушка просто хочет красиво ввести твоего мужа в семью, — говорит мама, как будто я попросила найти мне парочку аргументов.

— Мам… мы не… Господи.

Ни в однушке, которую я снимаю, ни у Антона дома нет места, чтобы встретить и разместить десять человек.

— Йени… — Эта пауза. Я знаю, что мама тоже знает и понимает. Даже говорить не нужно. — Вы же можете переехать к тебе. Уверена, Антон поймет.

«Ко мне» — это не про съемную квартиру.

Это туда, где у меня два этажа, терраса и вид на Финский залив и «Газпром Арену».

Когда мы с Антоном решили пожениться — точнее, после того, как он сделал предложение, и я согласилась с полной головой счастливых единорогов — мы знали друг друга чуть больше двух недель. Мы не говорили о том, кто сколько зарабатывает, есть ли у кого–то из нас валютный счет и какая сумма там лежит, каким движимым и недвижимым имуществом владеет каждый из нас. Мы не касались никаких «шкурных» вопросов. Так получилось, что мы знали друг друга слишком мало, чтобы затрагивать деликатные материальные вопросы, но нам было просто хорошо рядом и этого оказалось достаточно для штампа в паспорте.

Я не сказала ему о том, что дочка того_самого Воскресенского — не последнее имя в известных кругах — потому что в нашей семье так принято. Мы никому не об этом не говорим. А потом просто… было уже не о том и не к тому.

Когда зашел разговор о «Порше» я даже не вспомнила о «виде на Финский залив». Тогда мне подсознательно хотелось сгладить все возможные острые углы, чтобы случайно не нанести нашим еле живым отношениям финальную смертельную рану.

Понятия не имею, как сказать Антону, что у меня есть, где жить. Кроме этой квартиры в столице. И не знаю, как он отреагирует, потому что имеет полное право посчитать мое молчание еще одним враньем.

— Йени? — взволнованно спрашивает в трубку мама. — Солнышко, ты тут?

Киваю несколько раз, только через мгновение понимая, что она не может этого видеть.

— Мам, ты знаешь, что я люблю бабулю и все наши семейные посиделки… Я еще не закончила, а она уже судорожно глотает вдох.

— Есть вещи, которые я не могу решить одна. Антон — мой муж. — Это — единственный светлый момент во всем этом разговоре, потому что слово «муж» ложится на плечи невидимым теплым пушистым пледом. Как будто он вот здесь, рядом, просто напоминает, что теперь у нас, пусть очень странная и хрупкая, но маленькая семья. — И если он будет против…

— Хорошо, солнышко, — с обреченностью соглашается мама. — Просто… наверное… это был бы хороший повод снова…

— Мам, спасибо, но мы разберемся сами.

Я никому не говорила, что после месяца полного взаимного молчания мы с Антоном случайно встретились и провели вместе чудесные выходные. Мне отчаянно хочется верить, что эта встреча стала новой отправной точкой, границей, за которой мы оставили все старое и ненужное, обиды и недомолвки, чтобы дальше попытаться быть вместе как нормальная пара.

Если бы не этот проклятый «вид на финский залив».

— Я люблю тебя, солнышко. — с теплом в голосе говорит мама. — Мы с папой очень скучаем по тебе.

— Ты говоришь так. потому что никто не делает тебе творожные кексы, — пытаюсь сгладить тяжелый фон нашего вроде как бытового разговора.

— Конечно, — соглашается она с не очень искренним смешком. — Все дело только в кексах.

Мы еще пять минут говорим о какой–то ерунде, хоть разговор то и дело скатывается к бабушкиному Дню рождения: меню, родственники, тетя Валя с ее очень длинным носом, Света, дочка дяди Юры и две пары ее неуправляемых близнецов.

Я люблю наши домашние праздники даже несмотря на то, что всегда была на них белой вороной.

Но я уже совсем не уверена, что готова пожертвовать одной — своей маленькой семьей — ради того, чтобы поддерживать традиции другой.

Глава четырнадцатая: Йен

Мой самолет приземляется в Пулково в половине второго ночи.

Перелет совсем короткий — час и пара минут, но именно в этот раз меня безбожно трясет каждую минуту. И дело не в том. что пару раз нас нехило тряхнуло в воздухе, и даже не в том, что я в принципе не люблю и побаиваюсь летать, тем более — одна.

Получатся, что мне больше некуда отступать.

На календаре — двадцать пятое декабря. До Нового года остались считанные дни — и мне придется поговорить с Антоном… обо всем.

Всю последнюю неделю он днюет и ночует на работе.