Ты - наша

Вот так мы и едем уже минут десять. В молчании и ступоре. Верней, я — в ступоре, а вот насчет Камня ничего сказать не могу.

Вокруг пейзаж с однотонного черного, с серыми вкраплениями деревьев, меняется на более интересный. По обочинам появляются фонари, а чуть дальше фары высвечивают однообразные ангары промзоны.

Чуть выдыхаю, стараясь делать это незаметно. В город едем. Счастье-то какое! Может, Камень меня просто на остановке где-то высадит, забудет о том, что изначально хотел сделать. Вопрос, кстати, что именно? Но задавать его я не собираюсь, не до такой степени сумасшедшая.

Пока что самая лучшая моя стратегия заключалась в молчании. Вот ее и будем придерживаться. Глядишь, живая до дома доеду. Чтоб я после этого хоть раз на какие-то студенческие движы согласилась! Да ни в жизнь!

— Адрес какой у тебя? — тишина нарушается внезапно, и я крупно вздрагиваю, словно пугливая лань от рыка хищника.

Смотрю на Камня, ловлю его внимательный взгляд на своих коленках… Ох, да лучше бы ты молчал! И глядел на дорогу!

— На остановке меня высади просто… — мямлю я, суетливо поправляя юбку.

Камень хмурится, снова стреляет жестким взглядом на мои ноги, цедит сквозь зубы:

— Адрес говори.

— Калмыцкая семь, — хриплю я торопливо прежде, чем успеваю подумать, что не надо бы ему мой адрес настоящий говорить.

Но уже поздно, Камень поворачивается к дороге, тяжесть его взгляда, физическая, мощная, пропадает… И я могу снова дышать.

Мы едем в сторону моего дома. Молча.

И нет, мне не приходит в голову поговорить о случившемся, что-то спросить у него, потребовать извинений за то, что чуть не взял силой прямо на капоте своей тачки.

Я мечтаю просто добраться домой. Живой и, желательно, девственницей.

А то ведь всякие варианты возможны!

Возле дома Камень притормаживает, но к подъезду не довозит, за что я ему дико благодарна. Не хватало только, чтоб родители меня спалили! Тогда точно замуж за парня из общины выдадут!

— Спасибо, до свиданья, — бормочу я и дергаю ручку, чтоб открыть дверь.

Но замок не срабатывает, и я замираю, словно испуганный сурикат, боясь повернуться к водителю и потребовать, чтоб открыл дверь и выпустил меня.

— Завтра с утра заеду за тобой, — падает мне на плечи завершение этого дикого вечера. Ой, какое тяжелое!

И, хоть желание тупо и трусливо кивнуть и побыстрее свалить отсюда практически непреодолимо, я не могу так поступить. Просто потому, что проблема от этого никуда не денется. Она завтра приедет. Сюда. За мной.

И, чтоб этого не произошло, надо сейчас все разрулить.

Медленно поворачиваюсь, смотрю в глаза Камню и четко говорю:

— Нет.

Он молчит пару секунд, каждую из которых можно ножом на куски разрезать, настолько они плотные, а затем отвечает, напряженно глядя мне в глаза:

— А чего так? Все по-другому будет. Понравится в этот раз.

— Я замуж выхожу.

Ну, а что? Ничего умнее не придумалось вот так, сходу.

Камень еще пару мгновений переваривает полученную информацию… А затем откидывается на сиденье и нажимает на кнопку.

Замки щелкают, и я вываливаюсь наружу, не веря своему счастью.

Бегу по двору в сторону подъезда, боясь оглянуться. Сердце заполошно бьется в груди, а спиной ощущается тяжеленный взгляд Камня…

16

Мама, хоть и прикрыла меня перед папой, за позднее возвращение мозги выносит полностью.

Потому что девушке неприлично ходить по темноте, что люди подумают, и вообще надо сидеть дома, и если кто-то увидит, что я по вечерам шляюсь, то скажут, что я — шлюха. А это кошмар — дочь-шлюха! И она в моем возрасте не о гульках думала, а о детях! А я — непонятно, в кого такая…

Она что-то еще злобно шепчет, дергая меня то за локоть, то за косу, то за плечи, но я отключаюсь примерно на “шлюхе” и просто равнодушно киваю, опустив взгляд, как и положено провинившейся дочери.

А сама в это время переживаю события вечера. И удивляюсь: каким образом их столько уместилось в всего каких-то полтора часа?

Надо же, а ощущение, словно целая вечность прошла!

Мама, наконец, удаляется, довольно чувствительно шлепнув меня по щеке перед этим, и я без сил падаю на кровать.

Потираю лицо в том месте, где она ударила меня, смотрю в потолок.

Ее шлепок не шокирует, телесные наказания в нашей семье — обыденность, и за свои восемнадцать я и на коленях в углу на горохе настоялась, и в комнате посидела без еды на целый день, и по заднице получала ремнем. Наверно, это как-то неправильно, и, узнай кто-то из одноклассников о том, что меня дома так наказывают, то позора было бы на всю школу. Но мне привычно и уже не особенно шокирующе.

Я трогаю щеку, затем пальцы перелетают на губы… И пугливо отстраняются.

Сегодня меня в первый раз поцеловали… Два раза. Два разных парня. Ох, черт… Мама права. Я — шлюха.