Правильная целомудренная девушка никогда бы не позволила себе того, что сегодня позволила я. Правильная целомудренная девушка боролась бы… Глаза бы выцарапала, например, или ударила коленом по жизненно важному органу. Но я — не боролась. И даже не испытала отвращения, наоборот… Воскрешаю в памяти ощущения от прикосновений губ двух парней… Таких разных и таких горячих. Как они трогали, как целовали, как нагло, не спрашивая разрешения, брали в плен своих рук. И все внутри замирает, сладко-сладко… Это ужас. Это просто кошмар.
Мне понравилось! Ох… Права мама. Я — шлюха. Мало она меня приложила по щеке, надо было еще и за косу оттаскать!
Осознание себя падшей женщиной — болезненное и страшное. Я не могу сдержаться и плачу, безумно горько и отчаянно, жалея себя, такую неправильную и пропащую!
Что мне делать теперь? Как быть? Может, и в самом деле, не надо мне в этот институт больше? Если такая натура блудливая? Мало ли, что еще случится? А если я и дальше не смогу устоять? А если они захотят чего-то еще… И я не смогу сопротивляться? А я ведь не смогу!
Я плачу, захлебываясь от слез, от жалости к себе, все громче и громче.
Скрипит дверь, мама садится на кровать, гладит меня по голове.
— Мама! Мамочка… — тянусь я к ее рукам, и мама обнимает меня, говорит плавно, напевно, успокаивая:
— Ну все, ну что ты… Не надо плакать… Все будет хорошо… Не нужен тебе этот институт, ну зачем? Придумала… Психолог, тоже мне… Только Создатель может знать, что у человека в голове, а уж никак не мы, грешники. А тебе надо побыстрее замуж. И деточек. Да… Двоих. Мне вот не дал Создатель, а тебя, может, благословит… А все эти метания, они от лукавого. Он испытывает тебя, моя девочка, он подлый… Надо спасаться. Завтра в молельный дом сходим, я поговорю с братом Игорем. Он спрашивал про тебя на днях… Говорил, что хочет посмотреть. Может, он тебя в жены хочет? Понравилась ты ему? Ох, это было бы хорошо…
Она все говорит и говорит, даже не обращая внимания, что я уже давно не плачу, а просто каменею в ее руках.
Брат Игорь, один из тех, чьими устами говорит Создатель, крупный, лысый, обрюзгший мужчина с неприятным липким взглядом. Знаю, так думать не стоит, и относиться так к нему нельзя, но пересилить свое отвращение никогда не получалось. И его взгляд, мерзкий, пустой какой-то и в то же время, словно патока, липучий, раздражал и пугал.
На субботних молитвах я старалась сесть подальше в темный угол, чтоб поменьше попадаться брату Игорю на глаза.
И теперь мамины слова повергают в шок.
Ему? В жены? Меня?
Не-е-е-ет!
Не знаю, как у меня хватает сил и разума не рвануться из маминых рук в сторону, словно бешеная белка. Очень хочется! И обидно так, еще больше обидно, потому что я искала в ее объятиях утешения и защиты, а нашла…
— Я устала, мам, — бормочу я, аккуратно выбираясь на волю, — спокойной ночи.
— Спокойной ночи, моя девочка, — она гладит меня по голове, целует в лоб.
Выходит.
Слышу, как она передвигается по квартире, что-то прибирает на кухне, затем уходит в их с отцом комнату, и все затихает.
Мои родители уже давно видят десятый сон, а я все лежу, сжав кулаки и тупо уставившись в пространство, и думаю, что лучше я шлюхой прослыву на всю нашу общину, чем буду терпеть внимание брата Игоря.
Завожу будильник на половину седьмого, чтоб успеть сбежать из дома в институт до того, как родители проснутся. Не хочу с утра разговаривать с мамой, сил на новую битву с ней нет.
А вечером… Вечером посмотрим.
17
— Васька, у тебя сколько пар сегодня?
Тошка ждет меня у аудитории психологии после второй пары, на большой перемене, пристраивается рядом, пытаясь попасть шаг в шаг.
Кошусь на него, хмурюсь.
Надо же, плюй в глаза — божья роса! Это мама моя говорит про тех, кто косячит и вообще не чувствует никакой вины.
Тошка словно промотал на скорости нашу последнюю ссору, когда он в ультимативной форме запретил ходить на посвящение в студенты, или вообще стер эту запись, как ненужную!
И теперь идет рядом, улыбается, довольный такой!
А вот мне вообще не до улыбок. Особенно на фоне осознания, что мой друг детства, как ни грустно это, был полностью прав, не пуская меня на сборище студентов.
До сих пор думаю, что было бы, если б после пар сразу домой пошла. Верней, чего НЕ БЫЛО БЫ…
От того, что Тошкины предостережения были правильными, почему-то обида давит. На него. Глупо это и неправильно, но перебороть себя пока не могу.
Потому ничего не отвечаю, ускоряю шаг.
Тошка догоняет, он высокий, легконогий, ему это сделать вообще несложно. Обходит меня, поворачивается спиной к движению, корчит забавную и грустную мордашку:
— Вась, ну ты чего? Ну, прости меня, перегнул немного… Просто там обычно такое бывает… Всякое… Не надо таким ромашкам, как ты, соваться. О тебе же переживаю, блин!
Смотрю в его симпатичное открытое лицо, вздыхаю. Прав ведь оказался. Прав.
— Ну Ва-а-ась, — тянет он, — ну давай мириться! А то упаду сейчас! Ой, падаю!
Тошка и в самом деле чуть пошатывается, и я, невольно улыбаясь, придерживаю его за руку.