Ты (не) моя (СИ)

— Наташ… Зачем его пустили? — если рассуждать с той точки зрения, что я — женщина и не должна ввязываться во что-то подобное, то да, пускать не стоило.

Но зато я теперь знаю, что Нины у этого отморозка нет. И что она до сих пор жива. Это меня радует. Хрен ему теперь, а не девушка. Даже если у них с Егором не сложится, я сделаю всё, чтобы помочь Нине избавиться от этого человека. И сына забрать. Такие вообще не должны детей воспитывать.

— Я… Хм… Я узнала, что Нина от него сбежала, — перевожу тему.

— Я в курсе. И даже знаю, у кого она может быть. Мои люди работают, Наташ. Я же тебе обещал.

Становится чуточку стыдно. Марк даже если и не говорит всего, но обещания свои всегда выполняет.

— Прости меня, — покаянно произношу я.

— Главное, что ты не пострадала, — говорит это без упрека. Но я сама испытываю чувство вины. Кажется, я только добавляю проблем.

— Ладно, проехали, — муж проявляет великодушие, — Не переживай. Мы найдем девушку. Всё будет в порядке.

Отключается. Я верю ему. Но жажда мести меня всё равно не отпускает. Я меняю режим работы офиса на сегодня. И созваниваюсь с Яковом, который охотно соглашается встретиться.

Глава 5

Нина

Во дворе стоит уже другая машина. Тоже большая и черная. Но абсолютно целая и, наверняка, с другими номерными знаками. Я — в футболке Рустама, своих шортах, почти высохших трусиках и домашних тапочках, причем больших. И с разбитым лицом. Нерешительно жмусь возле бока машины, не представляя, что делать дальше. Нет, я, конечно, понимаю, что мне надо сесть в машину. Но…

— Садись на заднее. И не отсвечивай, — решаются все мои колебания разом. Рустам, кажется, не из тех, кто колеблется, — Судя по тому, что по нам палили, твой муж, Нина, не страдает тягой к всепрощению.

Он не страдает. Это верно. Я вообще думаю, что простые человеческие эмоции ему чужды. Им руководят какие-то первобытные инстинкты. И от этого я боюсь его еще сильнее. Но страх — такой себе мотиватор. Он не остановил меня, когда я влюбилась. И это чувство того стоило. Мне захотелось жить. В полную силу. Бороться за себя и свои мечты.

Только результат пока плачевный. Но кто сказал, что мы получаем всё и сразу, стоит нам лишь захотеть?

Я залезаю на заднее сиденье. Устраиваюсь в углу. Рустам прав, эта поездка может быть опасной.

А я — я хочу выжить. И найти Егора.

— Если хочешь есть, рядом с тобой сумка. В ней бутерброды. И вода. В термосе чай, — раздается голос Рустама, когда машина проезжает ворота.

Он и об этом подумал… Давно ко мне не относились вот так вот. Просто как к человеку. А он вообще отдыхал? Если успел и сумку собрать?

— Спасибо, — благодарю я. Он ведь не обязан. Я свалилась на его голову, как тридцать три несчастья, — Я умею водить.

Мы встречаемся с Рустамом в зеркале глазами. Я жду какой-нибудь уничижительной реплики. Артур никогда не упускал возможности в таком случае саркастически протянуть: "Да что ты можешь". Нередко в присутствии сына. И возразить я ему не могла. Карапетян легко использовал кулаки вместо аргументов.

— Хорошо, Нина. если мне будет нужен отдых, я буду иметь в виду.

У него снова звонит сотовый.

— Да, Клим, — кто такой этот Клим? — Еду я. Еду.

Снова реплика его собеседника, которую я не слышу.

— Это очень хорошо, что Оля беременна. Возможно, перестанет выделываться.

Ему что-то говорят.

— Я в состоянии со своей женщиной разобраться сам! — чеканит он. И отключается.

Неловкость после того, как я услышала этот разговор, только усилилась. Но я про нее тут же позабыла, потому что нам навстречу ехала колонна из трех автомобилей. Я знаю эти машины. На них ездят люди Артура.

— А вот уже и за нами, — усмехается Рустам, — Быстро они.

Ужас заставляет стыть кровь в жилах. Только бы они проехали мимо! Я не хочу обратно. Не могу.

Пожалуйста, пусть у меня будет шанс на нормальную жизнь. Хотя бы один-единственный.

— Не трясись. Мы на другой машине. Она зарегистрирована не на меня, — роняет Рустам, продолжая ехать с той же скоростью. Самообладание у него, конечно.

Я выдыхаю лишь тогда, когда мы сворачиваем с улицы на дорогу, ведущую из поселка. Я, что, всё это время не дышала? Выходит, что так.

Рустам бросает на меня в зеркало взгляды, но больше ничего не говорит. Да и что тут скажешь? Я знаю, как это выглядит со стороны. Только возможностей противостоять своей участи у меня всё это время не было.

А еще я очень беспокоюсь за Давида. Как он там? Ему всего пять лет. Я пропала. Страшно представить, что творится в голове у ребенка. Хотя я уверена, что с ним обращаются хорошо. Но всё равно обещаю себе, что сделаю всё возможно и невозможное, чтобы забрать своего сына у чудовища.

Марк Лазарев

— Марк Федорович, сочинский гость в полиции, — докладывает мне безопасник.

— Хорошо. Поедем, проведаем, — поднимаюсь из-за стола и направляюсь к машине, которую уже подогнали.