Из салона раздается рингтон. Это Дамки — "Начальник мой, бедный мой начальник". Я промаргиваюсь. песня в моем сознании не вяжется со стоящим напротив персонажем.
Тот хмыкает лезет в салон, достает сотовый.
— Да, Клим?! Что тебе непонятно в предложении — у меня отпуск? — я снова моргаю, оглядываюсь вокруг в поисках места, куда можно присесть.
Замечаю невдалеке лавочку, возле которой с обеих сторон растут восточные туи. Направляюсь туда и присаживаюсь. Мужчина разговаривает, находясь от меня на расстоянии.
Спустя пару секунд он присаживается на ту же лавочку, на которой сижу я.
— Что?!
Ему отвечают. Что именно я не слышу.
— Хорошо. Я возвращаюсь.
Снова реплика его собеседника.
И гневный рык.
— Сейчас!
Не знаю, что ему сообщили, но это вышибло у него почву из-под ног. Какое-то время мы сидим молча.
Потом он выдает:
— С тобой-то мне что делать прикажешь?
Я — не его ответственность. Я ему никто, как и он мне. Но за этим забором я не знаю, что меня ждет. Я не знаю, как связаться с Егором. Я не знаю, жив ли он. И на чью-то помощь в этом городе рассчитывать не могу.
Затаив дыхание, смотрю перед собой. просить не отваживаюсь.
— С собой тебя возьму, — принимает мужчина решение, — Поедешь?
Во мне просыпаются здравые сомнения.
— Эх. В столице есть кризисные центры для женщин, попавших в похожие ситуации. Определю тебя туда. Больше податься тебе некуда?
Мотаю головой.
— А этот твой? Ромео? — зачем он ёрничает. Ведь совсем не знает Егора.
— Муж сказал, что убил его, — шепчу совсем тихо.
— Мог?
— Мог, — признаю очевидное.
— Тогда у тебя лишь один выход — уехать.
Выход этот так себе. Но пока единственное, что у меня есть. Здесь останется сын. Но забрать его с собой я не могу. За безопасность мальчика не переживаю. Артур к нему привязан. По-своему, но тем не менее. К тому же, ребенок — его единственный наследник. И других у него не будет. После года совместной жизни машину Карапетяна взорвали. он выжил, но стал импотентом. После этого я смогла хоть как-то примириться со своим существованием.
— И чего вы, бабы, постоянно в это болото лезете? За красивой жизнью? — спрашивает мой спаситель.
Сил оправдываться = нет. Объяснять, что со мной произошло — тоже.
— Ладно, не жги меня глазами. Не жги. Давай приведем себя в порядок. Перекусим. пару часов вздремну. И выдвигаемся. Мне надо обратно.
Артур Карапетян метался по собственной гостиной, как ошпаренный. Очень жалел, что не свернул жене шею. Покоя ему не давал один вопрос — кто посмел вмешаться и заступиться за изменницу? Его здесь все хорошо знали. Никто бы не рискнул. А вот кто-то пришлый вполне мог.
Его люди сейчас искали сбежавшую жену. и того, кто ей помог — тоже. Горе им будет, если не найдут.
Артур всегда считал, что Нина будет послушной, не посмеет взбунтоваться. У нее всё есть. Есть общий ребенок. Чего ей не хватало? Он очень хотел бы это понять.
— Артур Микаелович, — в дверях бесшумно появился один из приближенных к Артуру людей.
— Что у тебя? — очень стараясь не выдать душивший его гнев спросил обманутый муж.
— Вашу жену пока не нашли. Но появилась информация, что родственники Протасова ее ищут. Возможно, это по их распоряжению Нину забрали.
— Чего?! — всё же заорал Артур, — Да они там в своей Москве совсем границ не видят? Ну, ничего. Я им флажки поставлю… Они еще поймут, с кем связались! Собирай людей. Пора навестить больного. Он ведь жив еще?
Это тоже был прокол его людей. Поэтому пришедший не рискнул смотреть в глаза Карапетяну.
— Да, — коротко ответил и предпочел рассматривать пол.
— Скажи мне, за что я вам всем плачу такие деньги? — этот вопрос остался без ответа.
У Артура впрочем появилась цель. Которую он стремился достичь.
Карапетян жаждал крови.
Только, если бы он остановился и задумался. то не рискнул бы лезть на рожон
Глава 3
Нина
Оказавшись в доме, понимаю, что помог мне непростой человек. Всё вокруг кричит о материальном достатке.
— Зовут тебя как? — спрашивает мужчина, размещаю барсетку, которую он забрал из машины на комоде в прихожей.
— Нина, — скромно отвечаю, переминаясь с ноги на ногу. К тому же, ноги у меня босые и пыльные.
— И сколько тебе годочков?
— Двадцать четыре, — отвечаю, не споря, не вспоминая, что у женщин такое спрашивать некультурно.
Ему, как исповеднику, хочется рассказать всё. И еще переписать имущество.
— Чего? — подвисает он, вглядываясь в меня, — Хотя да, вряд ли ты старше. А во сколько же ты замуж выскочила?
Это его "выскочила" бьет по моим оголенным нервам ни хуже кнута. Возвращает в ту реальность, когда я восемнадцатилетней девчонкой верила в добро.
— Я — не выскочила! — чеканю я зло, — Меня туда продали в 18 лет. И не надо мне говорить, что мы живем в цивилизованной стране и такое невозможно!
Взгляд спасителя тяжелеет.
— Я и не собирался. Возможно и не такое, девочка, — я не обижаюсь на его обращение. Ему лет 40 или около того. Так что с нашей разницей в возрасте для него я именно девочка, — Пойдем, душ тебе покажу. Другой одежды для тебя у меня нет. Времени по магазинам ходить — тоже. Майку чистую дам, а шорты свои оставишь. И обуться…