Прав. И всё тут. Как бы больно это ни было.
Закрываю глаза, чтобы Влад не прочитал в них полное поражение, чтобы не увидел скапливающиеся слёзы. Ведь «сучка не захочет – кобель не вскочит».
Миксаев отстраняется, давая мне возможность дышать чуть свободнее, а потом берёт мою правую руку в свою. Разворачивает ладонью вверх и проводит большим пальцем по моим, слегка надавливая.
– У тебя хорошие пальцы, – говорит так, словно мы обсуждаем деловую сделку. – Струны слушаются их.
Сначала я даже думаю, что ослышалась. Он сейчас серьёзно похвалил меня? Не то чтобы я нуждалась в этом, просто очень странно.
– Но играешь ты какое-то дерьмо. Хорошо играешь хреновую музыку.
Ну вот, а я уж было губу раскатала.
– Это не твоё дело. Мне нравится. Это классика, а не рок. Рок я терпеть не могу.
– Лукавишь, – усмехается Миксаев и кивает на продолжающие пищать наушники, которые так и остались валяться на полу возле двери в ванную.
Ладно, лукавлю, но что с того?
– И ты зажимаешься. Играешь по правилам, в рамках. Сегодня, когда ты разозлилась на меня, то дала чуть больше эмоций, чем требовал этот унылый этюд. Но ведь могла ещё больше. У тебя даже глаза заблестели.
– Я сфальшивила вообще-то.
– Нет. Ты позволила на секунду прорваться себе. И это было вкусно. И для зрителя, и для тебя самой, Принцесса. Если хочешь, попробуй как-нибудь сыграть обнажённой перед зеркалом, глядя самой себе в глаза. Вот тогда ты начнёшь чувствовать свои эмоции, а не вложенные композитором.
– Глупость какая-то. Влад, тебе пора.
– Я только пришёл. Говорю же, мы не закончили сегодня.
Он вытаскивает из кармана мои трусики и поднимает их вверх, держа на указательном пальце. Меня вид этого полупрозрачного клочка ткани очень смущает. Это он – придурок тут, а не я. Тогда почему мои щёки вспыхивают ещё сильнее?
Как дурочка ведусь на провокацию и пытаюсь выхватить своё бельё, сама едва успев второй рукой перехватить полотенце у груди. Но Миксаев только негромко смеётся и снова прячет мою вещь в карман.
Даже злясь, я какой-то частью своего мозга замечаю, какой у него смех. Наверное, те, с кем он искренен, с кем открыт и дружен, слышат его часто, наслаждаясь обаянием и ямочками на щеках. Хотела бы я знать такого Влада и не знать этого? Возможно. Но лучше бы не знать никакого. И назад уже не отмотать, потому что я знаю, какое он чудовище.
В наушниках на полу начинает играть та его песня, которую я подслушала в студии, когда они репетировали. Она и правда классная.
Наверное, я на секунду отвлекаюсь, потому что тут же его ладонь скользит по моей щеке и ныряет под волосы, а губы прижимаются к моим.
Сердце срывается в галоп, а кожа на спине покрывается мурашками и начинает гореть. Ноги подкашиваются, когда я мычу и пытаюсь оттолкнуть его. Влад подхватывает меня под спину и приподнимает над полом. И… несёт к кровати.
Всё происходит очень быстро. И вот я вижу над головой такую привычную идеальную белую гладь потолка, знакомый на нём блик от торшера. И впервые испытываю такую панику в столь спокойном и любимом месте.
Влад укладывает меня на постель и ложится сверху, опёршись на локти. Я чувствую вес его тела, чувствую его всего. Мои глаза округляются, я задыхаюсь от ощущений и страха. Настолько в шоке, что когда его язык ныряет мне в рот, пропускаю без препятствий.
Упираюсь ему в плечи, пытаясь оттолкнуть, но Миксаев быстро ломает сопротивление, сжав оба моих запястья над головой одной рукой.
– Хватит! Прекрати! – исступлённо шепчу, когда он на секунду перестаёт терзать мой рот. Не могу, так и не решаюсь закричать, боюсь даже представить, как отреагируют родители, если увидят меня полуголую распластанную под парнем в собственной кровати. – Влад, пожалуйста, хватит!
Но ни просьбы, ни сопротивление ничего не дают. Он снова подчиняет себе мой рот, немного тянет пальцем за подбородок, чтобы я опять впустила его. Широкая ладонь скользит вниз по сбившемуся полотенцу и ложится на моё бедро, забирается вверх, прикасаясь к обнажённому животу.
Я больше не прошу его. Я просто зажмуриваюсь, пытаясь сдержать горячие слёзы и стону от бессилия и страха. Завыла бы, да сил нет уже.
– Не бойся, маленькая, я не сделаю тебе больно, – жаркий шёпот в ухо не успокаивает, а пугает только сильнее. Потому что этот ласковый голос и чернота во взгляде не сочетаются. Что-то из этого фальшивое. А глаза не врут.
Вдруг чувствую свои руки свободными. Тяжести его тела тоже нет. Открываю глаза, но испуганно дёргаюсь, когда Миксаев тянет меня за щиколотки к краю кровати.
– Не надо, пожалуйста! Влад, ну пожалуйста! – говорю едва слышно. Он слышит, но ему плевать.
С ужасом наблюдаю, как Миксаев опускается на колени на пол. А потом кладёт ладони на мои и разводит в стороны. Жадно проходится взглядом по моей раскрытой промежности. Пытаюсь сесть или хотя бы свести колени, но он крепко удерживает их. Сгибает сильнее колени и обхватывает за бёдра, лишая возможности даже пошевелиться.