Ty_ne_znaesh_menya_-_Dzhordzhia_le_Karr

Баба предлагает моему отцу поужинать вместе с нами, не я. Возможно

бы, если бы приглашение исходило от меня, он мог бы что-нибудь

заподозрить, но так как оно шло от ба, Баба, которая родила его и любила

с тех самых пор, которая ради него готова была пройти по горящим углям, у

него и мысли не возникло, что она может пригласить его на «тайную

вечерю». Он, видно, предполагал, что она пытается заключить мир между

нами.

Чтобы как-то укрепить его желание поужинать с нами, ба сообщает

ему, что шеф-повар готовит его любимый shashlik из свинины, маринованный

в гранатовом соке.

Он появляется в столовой улыбающийся, уверенный... счастливый.

Совершенно не вспоминает о безобидной, невинной собаке, которую приказал

зарезать. Для меня это не просто была собака, он был для меня моим

ребенком. Он даже не мог себе предположить, насколько сильно я обожала и

любила свою собаку. Я с изумлением посматриваю на него. Это мой отец.

Невероятно, как ему удалось в свое время полностью промыть мне мозги и

заставить принять то, что он сотворил с моей мамой.

Это было также, как любовь, которую он умышленно утаивал от меня,

словно наложив на меня заклинание, чтобы единственное, чего я хотела в

этой жизни, подчиняться и угождать ему. Или может мое подсознание

ассимилировало, и та сцена с моей мамой выглядит лучше, чем я ее тогда

поняла. Перейти черту и вышвырнуть из дома мою мать навсегда. А я

осталась птицей в золоченой клетке. Я радовалась красочному миру, в

котором жила, оставаясь серой изнутри.

Если бы я не набралась смелости и не пришла в офис Ноя той ночью, я

все еще находилась бы под его заклинанием. Но я попробовала то, что было

за пределами этой клетки. Он пересек черту, убив моего Сергея. Я никогда

не прощу его за это.

Отец улыбаясь смотрит на меня.

— Ты хорошо выглядишь, Solnyshko.

— Спасибо, папа, — отвечаю я, опустив глаза.

Он просит нашего официанта принести две бутылки Tsimlansky Black.

Баба с одобрением кивает. Сухое красное с приятным ароматом, пахнущее

немного лесом, отлично подойдет к слегка поджаренному мясу, пахнущее

дымком.

Вино откупорено и налито, дыхание замирает. Отец поднимает бокал и

произносит тост:

— За процветание этой семьи.

Я делаю один глоток.

Он смотрит мне в глаза.

— Однажды, ты поймешь меня.

Мы смотрим друг на друга, запертые нашими взглядами. Только мы в

этом вихре эмоций и не высказанных слов. Крепкие узы любви, ненависти,

страха, верности, долга, обмана удерживают нас вместе, неумолимо

закручиваясь вокруг нас словно вихрь. Конечно, он понимает, что я его

ребенок, отвернулась от своего отца. Невозможно, чтобы он не догадался,

что его кроткая дочь и любящая мать, хотели совершить поцелуй Иуды. Я

даже не могу вздохнуть под его взглядом. У меня такое чувство, словно мои

легкие сейчас лопнут от нехватки воздуха.

Он отворачивается от меня и тянется за куском черного хлеба. Я

медленно выдыхаю, пытаясь держать себя в руках. Я еще раз бросаю взгляд

на его раскрасневшееся лицо, нет, он ни о чем не догадывается. Мы для

него всего лишь шахматные фигуры на доске. Его самомнение не позволяет

ему поверить, что мы в состоянии подхватить свои собственные юбки и

двигаться самостоятельно или передвинуть другие фигуры.

Разливают вино и вносят еду. Не только shashlik, но kulebyaka

(пирог с мясом, курицей и сыром), блины, оладьи, студень с мясом, паштет

из утки с огурцом, два типа ukhas (суп). Каждое блюдо сделано с особой

тщательностью и красиво украшено.

Как мне удается, не знаю, но я ем. Баба тоже ест. Потом отец

отрывается от еды, чтобы принять телефонный звонок, я тут же бросаю

взгляд на ба, и у меня сердце замирает. В это мгновение она выглядит так,

будто передумала и не может заставить себя выполнить наш план, но потом

она заставляет себя улыбнуться. Я с таким облегчением выдыхаю, понимая,

что видя сейчас отца за столом таким очаровательным, она не передумала.

Прибывает десерт, шоколадный мусс самый любимый папин. К нему

подается сладкое венгерское вино «Токай», наши бокалы наполняются.

Чем больше вина наливается, тем больше звучит тостов.

Ба обращается к папе:

— Где есть любовь, там нет греха, — говорит она. Мы выпиваем.

Он снова наполняет наши бокалы.

— За любовь, — говорит папа, протягивая свой бокал, чтобы чекнуться

со своей матерью.

— За длинную жизнь, — говорю я, и мы опустошаем наши бокалы.

Алкоголь обжигает мне горло.

Я наблюдаю за ним, как он ест мусс. Он получает удовольствие и не

замечает привкус таблетки, которую я ему подложила, ее мне дал Дмитрий. Я

боялась, что он почувствует, но он съел и выпил столько, что его обоняние

значительно притупилось. Когда надают кофе, у отца начинает заплетаться

язык. Ба просит одного из слуг помочь отвести отца в комнату.

Большинство слуг уже начали расходиться, отправляясь по домам.

Я иду к себе в комнату, переодеваюсь в джинсы, футболку и толстый

свитер, на ноги обуваю кроссовки.

10.15 вечера: время действовать. Сейчас из сотрудников только два

охранника у входа и, конечно же, рыщут собаки. Менее чем через час, все

станции службы безопасности — сзади, спереди и по бокам, будет снова

полностью укомплектованы.