Один из мужчин кладет свою руку, как у боксера, на крышу моего
автомобиля и наклоняется ко мне. От него пахнет беконом и пивом.
— Как дела, Крейг? — спрашиваю я.
Его сверкающие голубые глаза таят в себе многое, но они улыбаются
мне, морщинки появились в уголках глаз.
— И тебе доброе утро, Джек, мой мальчик. Отсутствие новостей —
хорошие новости.
42.
Таша Эванофф
После того как Джек и мужчины обмениваются парой фраз на своем,
настолько сильном диалекте, что я едва могу что-либо разобрать, о чем они
говорят, толпа устрашающих людей, в неопрятной одежде расступается, чтобы
позволить нам проехать к их табору, расположившемуся по обе стороны
проселочной дороги.
Автомобиль останавливается перед незамысловатым бунгало с красной
крышей. Ной сидит снаружи и курит сигарету. К моему громадному
облегчению, внешне он выглядит хорошо. Завидев машину, он отбрасывает
сигарету и направляется к нам.
— Я пойду выпью пиво с парнями, вернусь через час, чтобы забрать
ее, — говорит Джейк, закрывая дверцу.
— Спасибо, — отвечает Ной.
— Без проблем, — бросает Джек через плечо, его длинные, мускулистые
ноги уже направляются в противоположную сторону.
Я остаюсь на месте, слегка опустив голову и глядя на Ноя. При свете
дня я не с того не с сего начинаю стесняться. Слабое осеннее солнце
выбирается из-за серых облаков и сверху ласкает нас своими лучами. Он
подзывает меня пальцем.
Я делаю вид, что это не ко мне, поэтому осматриваюсь по сторонам,
выгнув вопросительно бровь, перевожу на него взгляд, указывая себе на
грудь.
Он улыбается в ответ.
Боже, как же сильно я его люблю. Я несусь к нему со всех ног, мое
сердце настолько переполнено к нему любовью, что мне кажется, оно готово
лопнуть от счастья. Он хватает меня за руку и поворачивает вокруг.
— Все хорошеешь с каждом разом, как я погляжу?
Я усмехаюсь, как полная идиотка, он сгребает меня в охапку и
целует. Прямо посередине бетонной дорожки, ведущей к его бунгало. Поцелуй
долгий, медленный, обжигающий, который длится и длится.
О, Ной, Ной, Ной.
Когда он поднимает голову, у меня щеки раскраснелись, а губы
покалывает.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
— Я готов испепелить все, чем владею, ради тебя.
— А я готова испепелить все, чем владею, за тебя, — говорю я.
Он прочерчивает дорожку большим пальцем по моей щеке.
— Я хочу просыпаться с таким поцелуем каждое утро, — отвечает он.
— Правда?
— Да, правда. Согласна на это?
Я киваю.
— Хорошо. Ловлю на слове.
— Скажи мне, — говорю я с кокетливой улыбкой. — Когда ты впервые
понял, что любишь меня?
— Трудно сказать. Я хотел тебя уже так давно, что стерлись границы.
— Какой скучный ответ! — жалуюсь я. — Я не смогу рассказать его
своим внукам. Придумать что-нибудь получше.
— Ладно. Я любил тебя еще до своего рождения, но вынужден был
забыть, поскольку боль, что не смогу тобой обладать была слишком
невыносимой, но я знал каждую минуту, что ты есть и ждешь меня. Много лет
назад я увидел, как ты лежала у бассейна, и подумал, что ты та
единственная, но не был уверен до конца. Ровно до того вечера, пока ты не
появилась в розовом кардигане у меня на пороге кабине, тогда я понял, колдовство вернулось.
Я задыхаюсь.
— Это так прекрасно звучит.
— Мне столько нужно тебе рассказать и узнать от тебя, но я умираю
от желания трахнуть, — стонет он.
— Почему ты думаешь, что я также не умираю от желания? — нахально
заявляю я.
Он смеется в ответ и ведет меня в бунгало. Внутри все очень просто
— дешевая мебель, две комнаты с выходом в коридор. Через открытые двери я
вижу его спальню с разобранной постелью.
Я смотрю в глубину его глаз.
— Нам стоит быть очень осторожными. Я не хочу, чтобы тебе было
больно.
— К черту осторожность. Это касается другого, но не нас с тобой.
Ты, наконец, снимешь свое платье, иначе я сойду с ума?
С ухмылкой я расстегиваю платье, и оно падает на пол. Под ним на
мне одет костюм медсестры и подвязки. Его глаза расширяются.
— Ну и ну, — присвистнув, тихо говорит он.
— Вы пялитесь на меня, мистер Абрамович?
— Я всегда пялюсь на тебя, красавица, — мурлычет он, и в глазах
светится горячее желание и удовольствие.
Я взмахиваю ресницами.
— Тебе не кажется, что я выгляжу слишком вызывающе?
— Нет, — с трудом сглатывает он, — ни за что.
Я сексуально облизываю губы.
— Ты специально так говоришь?
Он отрицательно качает головой.
— Нет.
— Тогда вы слишком добры ко мне, мистер Абрамович.
— На самом деле, в данный момент, я не чувствую себя слишком уж
добрым.
Я беру его за руку и веду в спальню. Я подхожу к кровати и начинаю
взбивать его подушки, специально наклонившись, чтобы он смог увидеть, что
на мне нет трусиков. Я как ни в чем не бывало разворачиваюсь к нему, он
словно прибывает в ступоре.
— Идите сюда, ложитесь на кровать, мне необходимо померить вам
температуру. Может вас немного лихорадит, — говорю я.
— Да, я согласен называть это лихорадкой.
— Быстро идите сюда. Скоро прибудет врач. Я не хочу лишиться своей
лицензии за это... Вы же никому не расскажете, да?
— Однозначно.
— О, хорошо. Это очень важно для меня, мне необходимо свою
репутацию медсестры сохранять в чистоте. Если же нет, то каждый Том, Дик