Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

— Потому что я не хотела замуж, смотреть за мужем и ему угождать. Лучше угождать Богу.

«Странная логика, — подумала Прокофьева, — интересно, как бы ты запела, если бы я сказала, что орден доминиканцев первым поддержал инквизицию и сжигал людей на костре. И кто тогда Бог, позволивший все это?»

Вместо этого она спросила:

— А что вы здесь делаете?

— Читаем молитвы, готовим еду, убираем. Иногда принимаем гостей, как тебя сейчас.

«Финансирование, судя по всему, у них неплохое. Да и кормят, как в ресторане, — подумала Настя, работая ложкой, — почему не жить, как у Бога за пазухой? Только напомни я про инквизиторские костры, вылетела бы отсюда, наверное, со свистом. А ведь это исторические факты. Эх, Сашка, Сашка, куда же тебя занесло».

По национальности Сашка был русским с некоторой примесью польской крови. Его бабка когда-то выехала из Польши и смогла внушить внуку любовь к исторической родине. Они познакомились с Настей на питерском радио, когда оба там крутились в качестве внештатных корреспондентов. Только у Сашки не было никакого специального образования. Одно время он у Насти даже жил. Прокофьева его воспринимала как младшего брата. Потом Сашка куда-то исчез. Как оказалось, сбежал на эту самую историческую родину бабки. И завис в Варшаве, работая то танцором на ночной дискотеке, то официантом в баре. А в свободное время прислуживал в костеле.

— Ночью дискотека, а днем — костел, картинка что надо, просто клиповая, — смеялась Настя, читая его письма из Польши. Однажды Сашка сообщил Насте, что он собирается уйти в монастырь. И эту идею реализовал.

В Освенциме, пока брат Александр выполнял поручения братства, Настя осмотрела музей на человеческих костях. Концлагерь, эта жуткая фабрика смерти, расположенная на нескольких десятках гектаров земли, ее, конечно, поразил.

— Вот они, результаты погони за иллюзией, — подумала Прокофьева, вспомнив, что читала про Гитлера, который также мечтал завладеть чашей Грааля и копьем Лонгина, чтобы, опираясь на их мистическую силу, захватить власть над миром. И ей снова пришла в голову мысль о том, что история движется по кругу и тот, кто завладеет камнем, который украл у нее пражский ювелир, обречет себя на несчастья или, того хуже, насильственную смерть.

«Жаль, что я его не выбросила в море или не разбила на части, — думала она, глядя на поделки из человеческих волос и кожи и куски серого мыла, изготовленного из человеческого жира. — Вот оно наследие Грааля».

Вечером Сашка представил ее распорядительнице закрытого монастыря кармелитов в Освенциме, при котором так же, как и в Кракове у доминиканок, была гостиница для приезжих. Молодая женщина в монашеском облачении говорила с Настей из-за закрытой решетки.

— Почему вы за решеткой? — спросила удивленная Настя.

— Мы считаем, что это вы за решеткой, — ответила монахиня.

«Ничего себе заявочки», — подумала Прокофьева. Ведь, действительно, с обратной стороны монашка видела за решеткой ее, Настю, сидящую напротив.

— Вы считаете, что весь мир — тюрьма? — уточнила она.

— Да, — односложно ответила женщина в монашеском облачении.

Возвращаться следующим утром с Сашкой в Краков Настя не захотела, а поехала в Варшаву, чтобы сесть на поезд, следующий в Литву. Задерживаться в Литве она не стала, а сразу отправилась в Латвию.

Рига встретила жутким февральским морозом. Настя остановилась в гостинице, и, передохнув день, отправилась дальше, пользуясь местными рейсовыми автобусами. Она смогла добраться до Сааремаа за два дня, останавливаясь на ночлег в Пярну.

Вася еще был в рейсе. Настя вышла на берег озера Каали и растерялась. Все было покрыто снегом. Она не узнавала тех мест. Наконец ей удалось найти те самые большие валуны, которые служили ориентиром. Она подошла к ним, попыталась вывернуть заветный камень, под которым лежало штайнеровское барахло.

— Вот, блин, незадача. Вмерз в землю. Ну и что будешь делать? — поинтересовалась у самой себя Настя Прокофьева. Ледяные чертоги Эстонии надежно скрывали штайнеровские сокровища.

— Дуракам закон не писан, — вздохнула она. — Это равносильно тому, как в феврале отправиться мыть золотишко на Урал. Только такая дура, как я, на это способна. Ладно, без Васи тут не обойтись. Придется подождать, пока он приедет, и все ему рассказать.

Но ждать Василия не пришлось. Настя забрела в соседнее село и увидела там, как крестьяне смолят забитую свинью с помощью паяльной лампы. Она подошла ближе и попросила продать ей «эту штуковину» вдвое дороже, чем она стоит. Закончив работу, крестьяне, действительно, продали ей лампу и угостили водкой. На морозе это было кстати.