Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

— А всего этого дерьма, которое в том состоянии просто не видно. Не всплывает. Извини меня, я не в тему сейчас говорю, — опомнилась Прокофьева. Ей хотелось кричать, что земля помойка, но этот юный мудрец вселял в нее какую-то веру, которую не хотелось рушить ни в себе, ни в нем, облучая как радиацией своим негативным опытом. В конце концов, как ей казалось, в том, что с ней происходило в жизни, была доля и ее собственной вины за неразборчивость, неумение вовремя выйти из тупой игры или вообще не вступать в нее. А может, и не было никакой вины — казалось ей иногда, может, просто такая судьба — куда гонит, туда и катишься. Настя снова посмотрела в окно. К подъезду подъехала иномарка, набитая людьми.

— Ну, мне пора, — резко поднялась она.

— Подожди, — остановил ее уже в дверях Андрей. — Извини, я бы хотел тебе это подарить. Можно?

— Ха, — ухмыльнулась от неожиданности Прокофьева. — Это мне?

— Да, тебе. Не против?

— Не против, — наклонила голову Прокофьева.

Андрей надел Насте на шею тот самый медальон с колокольчиком и изображением будды Мантрэя, который она увидела висящим у него на стене. Толстый животик Мантрэя неожиданным образом вселял в ее душу спокойствие. Настя тут же погладила этот животик, вспомнив поверье про нэцкэ Мантрэя, которое принято тереть по животику, загадав желание.

— Загадала? — посмотрел на нее Беленький.

— Да, — улыбнулась Настя. — Чтобы все было хорошо, несмотря ни на что.

— Теперь это будет твой талисман, — сказал Андрюша.

— Талисман, хранящий надежду?.. Милое дело. Спасибо большое… Буду теперь, как коровка, с колокольчиком на шее… — улыбнулась она.

Наверное, эта неожиданная смена настроения способствовала укрощению страха и злости, и Настя на некоторое время оказалась, словно в стороне от всего происходящего.

«Не твое это дело воевать, — услышала она голос внутри себя. — Пусть воюют мужчины».

А дальше все пошло как по расписанию. Спускаясь с лестницы, она догнала незнакомого худощавого мужчину среднего роста, в очках и с пробивающейся сквозь черные как смоль волосы сединой. Этот человек, вероятно, заходил в этом доме к своим знакомым.

Когда впереди открылась входная дверь в подъезд, Настя заметила на крыльце женскую фигурку с фотоаппаратом на шее, в которой без труда узнавалась Моника Вечерковская.

«О, блин, — пронеслось в тот же момент в голове у Прокофьевой. — Что я наделала? Сейчас ее как мурашку сомнут эти сволочи, приняв за меня…»

— Мужчина, — окликнула она выходящего человека. — Позовите эту девушку, которая стоит на крыльце. Мне что-то плохо. Это моя подруга, Моника, — сказав это, Настя, действительно, чуть осела, держась за перила.

— Девушка-а! Моника! — позвал Вечерковскую незнакомец. — Там ваша подруга. Ей плохо.

— Подруга? — повернулась к нему Моника.

— Скорей же. Идите сюда.

Опешив, Вечерковская забежала в подъезд.

— Может, вам помочь? Вызвать врача? — спросил у Насти мужчина. В это время железная входная дверь с кодовым замком наглухо захлопнулась. А снаружи раздались выстрелы. Короткая автоматная очередь была пущена по дверям как раз в тот момент, когда Моника Вечерковская оказалась внутри. Еще бы секунду, и пуля ее задела бы.

— О Господи, что это? — изумилась Моника. — Настя, ты?

Пока Прокофьева изображала приступ, за дверью разразилась настоящая война.

— Надо позвонить в милицию и «скорую», — схватился мужчина за свой мобильный телефон. — Алло, милиция. Улица Димитрова 5, стрельба на улице. Скорей.

— Девушка, как вы? — повернулся он к сидящей на ступеньке лестницы Насте.

— Спасибо, мне уже лучше. Понимаете, у меня будет ребенок. И на первых месяцах беременности это иногда очень сильно проявляется, — пролепетала, не особенно задумываясь над тем, что говорит, Прокофьева.

— Настя, ты что — беременная? — Моника уже не знала, что и думать: стрельба на улице, а тут еще беременная Прокофьева, у которой вроде бы никогда ни с кем ничего серьезного не было.

— Да, — делая вид, что задыхается, повторила Настя.

— Расстегните ей ворот, — посоветовал мужчина. — Скоро приедет милиция и «скорая».

— Спасибо, мне уже лучше, — повторила Настя. — Пойдем, Моника, наверх. Там у меня подруга живет. Мне нужно умыться, а тебе перевести дух. Пошли быстрей, — нарочно громко, чтобы слышал мужчина, произнесла Прокофьева. И, вцепившись в руку Вечерковской, шепнула ей на ухо: — Идем скорей, а то сдохнешь тут, блин, как собака. Делай, что говорю.

— Спасибо, мужчина, мы к подруге на верхний этаж. Мне надо полежать. Так для ребенка лучше, — улыбнулась она растерянно глядящему на подруг человеку.

Настя нажала на кнопку лифта и затолкала в спустившуюся кабину растерянную и ничего не соображающую Вечерковскую.

— Куда мы, Настя? — жалобно спросила Вечерковская.

— Видишь, что здесь творится? Поднимемся на крышу, поснимаешь для Малкова, — попыталась заинтересовать ее Настя.

— Я не хочу, — вытаращилась на нее Моника.

— Дура, там безопаснее. Десятый этаж. Кто нас там достанет? Соображай. Пока менты приедут, отсидимся, — как могла успокаивала ее Прокофьева.

Лифт остановился, открылась дверь.

— Настя, что все это значит? — испуганно спросила Моника.