Ты плоть, ты кровь моя

В первый раз, когда они только познакомились с Доналдом, ее поразило, насколько юным он выглядит, гораздо моложе своих тридцати; она даже незаметно проверила по бумагам, когда он родился. После этого, со щетиной на щеках, которую он не брил несколько дней, вкупе с короткой стрижкой, он уже смотрелся не то чтобы старше, но явно более зрелым, более замкнутым. На вопросы Пам он отвечал почти без уверток, коротко и по делу, ворчливо, но вежливо. Вполне осознавая, что он натворил. Раскаиваясь. Серьезно намереваясь начать жизнь заново. Пам считала, что приобретенный опыт уже научил ее, кому можно верить, а в ком сразу распознавать стремление навешать лапши на уши. Но с Шейном Доналдом никакой уверенности у нее не было.

Риск. Насколько рискованным было решение о его досрочном освобождении? Это неприятное ощущение где-то внизу живота вряд ли можно было рационально объяснить, еще меньше положиться на него. Да и остальные, другие профессионалы уже все проанализировали, взвесили и решили, что в данном случае самое правильное и самое подходящее.

По дороге к общежитию для условно освобожденных и к своей третьей за нынешнее утро беседе с подопечным Пам купила кофе и пончик и решила дать себе десятиминутный отдых на парковочной площадке и еще раз просмотреть дело Доналда. Слабые успехи в учебе, отвратительная семья, сам – жертва насилия, легко поддается чужому влиянию. На суде адвокат Доналда заявил, что его клиент некоторым образом сам является жертвой, в такой же степени, в какой и та девушка, которую они с Маккернаном изнасиловали и убили. Пам не была в этом так уж уверена. В деле не имелось особых подробностей, но и без особого воображения нетрудно было заполнить все пробелы и представить, что именно Доналд со своим подельником вытворяли с этой девчонкой, которую они держали в плену; от этого у нее мурашки поползли по спине, и она в холодном ужасе оглянулась по сторонам – одна в машине, одинокая женщина, не принявшая никаких мер предосторожности, даже двери не заблокировала.

К тому времени, когда Пам подъехала к общежитию и приткнула «тойоту» на стоянке рядом с ним, она уже вновь полностью владела собой. Посмотрев в зеркальце и убедившись, что вокруг рта не осталось следов сахарной пудры от пончика, она направилась к парадной двери: рост пять футов и десять дюймов, вес почти сто пятьдесят фунтов, сильные плечи и натренированные на волейбольной площадке руки, свободно сидящий светло-серый костюм и черный свитер с высоким воротом, волосы, которые когда-то были светлыми, но с возрастом потемнели, острижены коротко, кожаная папка размером с лист бумаги формата А4 под мышкой.

– Привет, Пам! – Питер Гриббенс, по обыкновению, приветствовал ее у самого входа, протянув руку. – Рад тебя видеть.

– Привет, Питер!

– Пойдем ко мне в кабинет, можешь побеседовать с Шейном там.

– Если мы тебе не помешаем.

В первый раз, когда они встретились, Гриббенс спросил ее, какого она вероисповедания. Во второй – пригласил вместе с ним и его женой совершить однодневный поход по Пеннинской дороге.[10] Вытянув в обоих случаях пустышку, отгородился обычной для него, несколько показной маской добродушия.

– Как он себя ведет?

– Кажется, вполне нормально. Хорошо, в общем. Спокойный, замкнутый. Пока что по крайней мере. Никаких признаков агрессивности. Но ведь он только поступил к нам…

– Ну, чем скорее ты его направишь на путь истинный…

– Да, конечно. Несомненно.

Когда Доналд вошел в кабинет, Гриббенс закрыл за ним дверь.

– Проходи, Шейн. Садись.

Тот сел, как ему было сказано, быстро оглядев Пам и тут же переведя взгляд на окно позади нее, на стены, на избитые носки своих ботинок.

– Ну как устроился? Все нормально?

– Да все в порядке вроде…

– Проблем с другими здешними обитателями не возникло?

Доналд отрицательно мотнул головой.

– А с персоналом?

Доналд моргнул и принялся грызть ноготь.

– Шейн!

– Нет, никаких проблем. Все отлично.

– Точно? Потому что если тебя что-то беспокоит, самое время сказать об этом.

– Нет, я же сказал, все о'кей.

– А с твоим товарищем по комнате? Вы ведь вдвоем живете?

– Да, с Ройялом. Нормальный парень. Не пристает.

– Ну хорошо. Нам с тобой сейчас нужно будет еще раз пройтись по всем условиям твоего освобождения, просто чтобы убедиться, что ты все понял. Если есть вопросы, задавай. О'кей?

Доналд кивнул. Правила и установления. Он знал правила, хорошо разбирался во всех этих играх. Делай то, делай это. На этот раз он почти сразу же обратил внимание на тихое тиканье часов, сопровождавшее каждое движение стрелок. «Регулярно отчитывайся мне, – твердила ему Пам. – Старайся нигде не задерживаться по вечерам. Соблюдай расписание, по которому живет общежитие. Если что-то серьезно беспокоит, сообщи воспитателю, а потом мне. Хорошо, Шейн? Ты все понял?»

Доналд беспокойно задвигался на своем стуле.

– К чему все сводится, – продолжала Пам, – так это к тому, что тебе надо будет избегать любых действий, противоречащих условиям твоего освобождения. Любых.